Усиливает ли пандемия социальное неравенство в Швейцарии?

«Коронавирусный кризис усугубляет проблему социального неравенства в Швейцарии». Такого мнения придерживается немецкий социолог Оливер Нахтвей. Эксперты видят в этом опасность для демократии, потому что, согласно пирамиде МаслоуВнешняя ссылка, интерес к участию в демократических процессах проявляют только люди с удовлетворенными первичными потребностями. Иными словам, пандемия может стать еще одним вкладом в размывание социальной основы демократии, повышая склонность общества слушать разного рода демагогов и популистов.

PLACEHOLDER

Как указывают многие эксперты, в Швейцарии наблюдается та же зависимость, что и в других странах: социально уязвимые члены общества ощущают на себе всю силу последствий кризиса в наибольшей степени. В Конфедерации в эту категорию входят некоторые из самозанятых лиц, оставшиеся без работы, матери-одиночки, люди, имеющие долги, пенсионеры без особого объема накопленных активов и в целом маргинальные слои населения. С одной стороны, правительство Швейцарии, Федеральный совет, запустило программу помощи национальной экономике стоимостью в 60 миллиардов швейцарских франков. 

Однако многие из тех, о ком шла речь выше, не получат из этих денег ни франка. Кроме того, гарантированные госбюджетом кредиты для предприятий, находящихся в ситуации нехватки ликвидности, а также государственные компенсации перехода на укороченный трудовой график, не смогли уберечь Швейцарию от непривычного роста уровня безработицы, начавшегося уже в апреле, притом что уже в 2018 году, по официальным данным, от социальной помощи в стране в той или иной форме зависели 807 тыс. человек. Более свежих данных у нас пока нет, однако карантин уже привел к взрывному росту числа ходатайств о предоставлении социальной помощи (см. вставку в конце материала).

«Серьезная угроза для демократии»

«В связи с надвигающимся экономическим кризисом и безработицей сейчас очень важно спасти общество Швейцарии от социального коллапса», — говорит Оливер Нахтвей (Oliver NachtweyВнешняя ссылка), ассоциированный профессор Института социальных исследований во Франкфурте-на-Майне (Frankfurter Institut für Sozialforschung, Германия) и профессор Базельского университета, специализирующийся на анализе социальных структур общества. Его монография «Общество социальной деградации» (Die AbstiegsgesellschaftВнешняя ссылка, вариант перевода названия книги на русский язык наш, — ред. рус.), посвященная проблемам функционирования «социальных лифтов» в послевоенной ФРГ, принесла ему несколько престижных премий и наград.

Оливер Нахтвей (Oliver Nachtwey), ассоциированный профессор Института социальных исследований во Франкфурте-на-Майне (Германия) и профессор Базельского университета. Derek Li Wan Po, Uni Basel

Немецкий ученый-экономист, будь его воля, пошел бы куда дальше швейцарского федерального правительства. «Меры государственной поддержки должны быть доступны всем, — говорит О. Нахтвей. — Социальное неравенство может стать серьезной угрозой для демократии, ведь люди, оставшиеся без помощи и утерявшие свой социальной статус, не имеют и стимулов инвестировать свои и без того невеликие ресурсы в «общественно важные дела» (res publica). Существующая «республика» перестает быть их «республикой». С этим согласна и Флавия Фоссати (Flavia FossatiВнешняя ссылка). 

Она доцент Высшей школы государственного управления (IDHEAP) Лозаннского университета, социолог. В центре ее научных интересов находятся проблемы социального неравенства и интеграции. «Социальное неравенство напрямую влияет на традиционные формы участия граждан в политической жизни, прежде всего — на участие в голосованиях и выборах», — говорит она. По её мнению, «решающими факторами, формирующими рамочные условия участия личности в политической деятельности, являются уровень образования, степень персональной социализации, материальные ресурсы, а также гендер».

Немецкая спираль отчуждения

«Люди с более высоким уровнем образования имеют лучшие когнитивные способности и лучший доступ к информации. У них есть сети социальных контактов, при помощи которых они могут обеспечивать себе преимущества, проистекающие из фактора социальной мобильности, — говорит Ф. Фоссати. — Этоне только  способствует формированию условий для позитивного социального дискурса но и, как следствие, ведет к росту склонности данных лиц участвовать в политической жизни социума. А вот люди с более низким социальным статусом, как правило, принимают участие в такой жизни куда реже. 

Отсюда проистекает и факт их социально-политической недопредставленности на том уровне, на котором происходит принятие политических решений». И Флавия Фоссати, и Оливер Нахтвей указывают также на еще один важный фактор, а именно, на медленно, но верно уменьшающееся общественное влияние традиционных профсоюзов. «В прошлом представителями социально уязвимых слоев общества, в том числе в парламенте, были рабочее движение и профсоюзы. Однако сегодня пробиться в национальный парламент выходцам из этих слоев общества становится все труднее», — говорит О. Нахтвей. В результате «нам грозят негативная спираль отчуждения и потеря всяческих (позитивно коннотированных) «иллюзий» (в смысле «мотиваций»). 

Оливер Нахтвей имеет в виду, конечно же, пример своей родины — Германии. «Четверть населения там переживает сейчас социальную стагнацию или даже упадок, снижение своего социального статуса. Они говорят, что демократия — это не та политическая форма правления, которая приносит пользу всем». По словам О. Нахтвея, «многие решения германского парламента в первую очередь отвечают интересам среднего и высшего класса». Но насколько печальная ситуация с размыванием демократии в Германии переносима на швейцарские реалии?

Опасность социализма и эрозии швейцарских ценностей

В Германии в период политического «романтизма» начала 19-го века государство рассматривалось в качестве эманации критического разума в ситуации неразумной (в философском смысле) государственной раздробленности. Поэтому единое национальное государство было неким сосудом объективной рациональности, противостоящей локальному, эгоистичному, «неразумному», иррациональному толкованию функций власти местными курфюрстами и князьями. 

Между государством как «машиной рациональности» и народом как объектом приложения идущих сверху реформаторских импульсов должны были существовать приводные ремни, сначала в лице структур государственного социального попечения (социальные законы Бисмарка), к которым потом добавились структуры и институты репрезентативной демократии. Эти институты насаживались также сверху, после военного решения в пользу «малогерманского» (во главе с Пруссией) пути создания единого немецкого государства (в противовес великогерманскому пути с включением в общее государство немецкоговорящих территорий Австрийской империи, при этом лидерство в новом государственном образовании принадлежало бы австрийскому императору).

Именно эта связка и оказалась «тонким местом», приведшим к краху Веймарской демократии. В настоящее время в Германии к репрезентативной демократии и социальному государству добавились еще федерализм и социальная рыночная экономика. Демократия Боннско-Берлинского формата качественно прочнее Веймарской. Но все равно, сейчас там в поле напряжения между государством, которое «точно знает», как должна выглядеть настоящая демократия, и народом, обладающим формальными инструментами демократического участия в политике, и возникает та самая «негативная спираль отчуждения», энергию которой используют новые игроки на политическом поле, такие, как AfD («Альтернатива для Германии»).

В Швейцарии ситуация качественно иная. Здесь государство изначально создавалось последовательно снизу вверх, и вся политическая пирамида находится здесь так, как она и должна быть расположена, широким основанием внизу. Федеральный центр в Берне существует тут не как источник государственной мудрости (попробовал бы Берн указать что-то условной Женеве и потребовать от нее жить так, как считают правильным «мудрые» профессора), но как необходимое зло, как инструмент, который, увы, нужно иметь, например, для ведения скоординированной внешней политики, но за которым нужен «глаз да глаз», прежде всего со стороны суверенных кантонов. 

В Швейцарии с ее инструментами истинной прямой демократии (то, как эти инструменты используются, — это уже другая проблема) в руках у народа находится гораздо больше возможностей формировать политическую повестку дня, чем в Германии. Там, как и в странах постсоветского пространства, до сих пор царит опасение: дай народу в руки возможность голосовать, и он тут такого натворит (имплицитно царит страх дать народу возможность выбрать условного «нового Гитлера»). В Швейцарии видят такую опасность, но тут говорят: пусть творит! Два раза набьёт себе шишки — в третий раз будет умнее!

Разумеется, под такой системой находится и соответствующая материальная основа: самозанятое население в условиях либеральной экономической системы с минимальным государственным вмешательством, в том числе в плане регулирования условий функционирования рынка труда. И вот тут на сцену вступает коронавирус. Он, с одной стороны, уничтожает условия для успешной экономики самозанятых суверенных граждан, с другой — объективно усиливает позиции федерального центра, государства в целом. Итак — вирус толкает Швейцарию в пагубный социализм?

Неравенство и опасность для демократии

Пока нет! Но Флавия Фоссати видит все-таки проблему и формулирует ее следующим образом: «В Швейцарии существует в теории опасность „распада социальных связок“, когда некоторая часть населения будет и социально, и политически оторвана от остального общества. И это обстоятельство способно подорвать две фундаментальные особенности современного политического климата в Швейцарии: высокий уровень удовлетворенности граждан качеством политики в стране и очень высокий уровень доверия к политическим структурам и институтам». Главным же системным залогом стабильности политической системы Швейцарии, по мнению этого социолога, является, кроме федерализма, прямая демократия. 

Флавия Фоссати (Flavia Fossati), доцент Высшей школы государственного управления (IDHEAP) Лозаннского университета. IDHEAP

Возможность для граждан участвовать в референдумах на регулярной основе четыре раза в год обеспечивает швейцарской демократии куда большую легитимность, не сравнимую с немецкой. Эффективность реализации воли народа, то есть фактор скорости и качества выполнения Федеральным советом и парламентом наказов народа, также способствует повышению степени доверия народа к власти. По мнению Ф. Фоссати, дополнительными позитивными факторами являются «хорошая экономическая ситуация в стране, реальные гарантии основных прав и свобод граждан, а также последовательная реализация принципа верховенства права». 

Что же касается неравенства доходов (а этот показатель измеряется при помощи так называемого «индекса Джини»), то тут «Швейцария находится среди европейских середняков. Скандинавские страны, как правило, более социально однородны, в то время как страны политического „юга“ традиционно демонстрируют более высокую степень социального расслоения. Так что пока объективно социальное неравенство в Швейцарии не перешло „красной черты“, за которой начинается реальный распад основ демократии в результате исчезновения „демократов“, то есть людей, получающих от демократического устройства социума конкретные материальные выгоды». 

«Ключевые факторы в борьбе с социальным неравенством»

Поэтому, как считает О. Нахтвей, следует особенно тщательно учитывать тот факт, что, несмотря на порой значительные различия внутри Швейцарии — в стране есть богатые и бедные кантоны, — страна все еще располагает относительно высоким массовым уровнем жизни, даже по сравнению с ближайшими к ней сопредельными странами. «Получая относительно низкую зарплату, здесь все равно можно вести довольно комфортный образ жизни. Степень социальной фрагментации здесь еще не так велика, люди даже с низким социальным статусом все равно считаются достойными членами общества». По его мнению, федерализм и прямая демократия являются очень эффективными инструментами борьбы с социальным неравенством, будучи каналом формулирования и реализации социальных инициатив. 

В кантоне Базель-городской, например, недавно большинство граждан проголосовало за увеличение на рынке недвижимости доли социального жилья, притом что на федеральном уровне похожая инициатива была отвергнута. «Конечно, следует признать, что и в Швейцарии начиная с 1990-х годов разрыв в оплате труда между разными социальными слоями и гендерными группами увеличился. Но особо грубые проявления социального неравенства, по крайнее мере в период до 2012 года, в Швейцарии удавалось более или менее удачно сглаживать, с одной стороны, за счет социальных государственных мер, а с другой — за счет увеличения степени трудовой занятости женщин». 

По мнению объединения швейцарских работодателей Economiesuisse, в Швейцарии все еще существует стабильная и справедливая система распределения доходов, однако сейчас пандемия коронавируса угрожает именно этому хрупкому равновесию, нанося удар по самозанятым гражданам и «раздувая» полномочия федерального центра. Для Флавии Фоссати «ключевым фактором в борьбе с социальным неравенством были и остаются, во-первых, меры по развитию и совершенствованию системы образования и, во-вторых, относительно сильное и эффективное социальное государство. Именно они являются наиболее мощными инструментами предотвращения социальной фрагментации общества». Наряду, следовало бы добавить, с либеральной экономикой!

​​​​​​​

Тревожные тенденции в ситуации пандемии

Собесы кантонов и общин исходят из предстоящего резкого увеличения числа граждан, обращающихся за получением социальной помощи. По крайней мере, так считает Кристоф Эйман (Christoph EymannВнешняя ссылка), председатель Постоянного совещания глав региональных и муниципальных ведомств социального обеспечения (SkosВнешняя ссылка).

Первым признаком развития ситуации именно по такому сценарию стало резкое увеличение количества обращений за социальной помощью в таких городах, как Цюрих и Берн. Уже сейчас соответствующие органы власти зарегистрировали там соответственно на 30% и 70% больше таких заявок, чем за тот же период прошлого 2019 года. Кристоф Эйман говорит, что «социальные сейсмографы уже регистрируют первые толчки и это очень волнует нас».

Кроме того, социально уязвимые слои общества в меньшей склонны участвовать в политической жизни. Среди граждан с более низким уровнем образования и доходов явка на выборы и голосования находится ниже среднего уровня. Об этом свидетельствуют, в частности, показатели парламентских выборов 2015 года. 

Общая явка избирателей составила тогда 49%, явка среди граждан, имеющих только аттестат об окончании средней школы, была на уровне 30%, а этот же показатель среди граждан из домохозяйств с доходом около 4 000 франков а месяц – 40%. Цифры по парламентским выборам 2019 года пока отсутствуют. Что касается участия в референдумах, то тут произвести анализ с разбивкой по социальным группам очень сложно. 

Источник: газета «Der Bund» от 7 апреля 2020 г., Selects-Studie 2015, S. 6 (открывается сразу в формате PDFВнешняя ссылка).