К 175-летию гражданской войны в Швейцарии. Часть первая.

Битва при Гельтвиле, один из ключевых эпизодов гражданской войны в Швейцарии (12 ноября 1847 г.). swissinfo.ch

Почти во всех учебниках швейцарской истории мы прочтем, что «Война против Сепаратистского союза» (Sonderbundskrieg), известная также в качестве гражданской войны в Швейцарии, проходила с 3 по 29 ноября 1847 года, уложившись меньше чем в один месяц.

Поводом к этому конфликту стал религиозный вопрос, его основным результатом — современная Конфедерация, причины же войны лежат куда глубже. Более того, мы рискнем предположить, что гражданская война в Швейцарии длилась по меньшей мере 20 лет, а то и все 120, если смотреть более широко. Читайте первую часть нашего большого исторического материала.

Наверное, ни в одной стране мире внешний ее образ, воспринимаемый за пределами национальных границ, настолько не совпадает с реальным положением дел, как в Швейцарии. Швейцария — это страна сыра и шоколада, в которой ничего никогда не происходит. Корни этой традиции уходят далеко в средние века. В классическом немецком плутовском романе Der Abentheuerliche Simplicissimus Teutsch (Simplicius Simplicissimus), вышедшем в 1669 году в Нюрнберге из-под пера Ганса Якоба фон Гриммельсхаузена (1622 —1676), в начале 5-й книги главный герой, «Простак Симплиций», совершает путешествие в швейцарский Айнзидельн, знаменитый своим храмом, и пишет:

«Все в этой стране показалось мне весьма чуждым супротив других немецких земель, словно бы я очутился в Бразилии или в Китае. Я узрел, как тут люди мирно работают, рук и ног не покладая, как хлевы полны скотиною, а дворы крестьянские кишат курами, утками и гусями; улицы же безопасны для путешественников, в трактирах полным-полно людей, предающихся веселию. Не было там ни страха перед врагом, ни опасения грабежа, ни заботы лишиться своего добра, здравия и самой жизни; всяк живет безопасно среди своих смоковниц и виноградников в полном, особенно коли сравнить с другими немецкими землями, довольстве и радости, так что я почел сию страну земным раем» (перевод с нем. наш — прим. ред.).

Книга вышла в 1669 году, с момента окончания в 1653 году жестокой Крестьянской войны в Швейцарии не прошло и 10 лет, и, тем не менее, Швейцария кажется автору страной мирной и почти «земным раем». Традиция искаженно-клишированного восприятия Швейцарии как страны вечного мира и процветания прекрасно дожила и до наших дней, доказательством чему стало известное высказывание о ней, прозвучавшее в фильме «Третий человек» (1949 г.), поставленном режиссером Орсоном Уэллсом по роману Грима Грина: «Италия за 30 лет при Борджиа пережила войну, террор, убийства и кровопролития, произведя на свет Микеланджело, Леонардо да Винчи и Ренессанс. В Швейцарии царила братская любовь, у них 500 лет были демократии и мир — и что они дали миру? Часы с кукушкой!» (перевод с англ. наш, — прим. ред.).

Даже если учитывать, что эта сентенция является монологом из кинокартины, и если не забывать, что изначально часы с кукушкой были придуманы не в Швейцарии, а в Шварцвальде, южнонемецком историческом регионе, граничащем со Швейцарией с севера, все равно мы увидим, что клишированное восприятие Конфедерации в качестве оазиса мира и «братской любви» прекрасно пережило столетия. Отсчитаем с момента выхода на экраны «Третьего человека» 500 лет назад и получим 1449 год. Швейцария как раз находилась на пороге жесточайшей войны с Герцогом Бургундским Карлом Смелым (1433-1477), в ходе которой противники применяли методы ведения боевых действий, граничащие с геноцидом. Какая уж там «братская любовь»! 

Поэтому проходившая с 3 по 29 ноября 1847 года Война против Сепаратистского союза (Sonderbundskrieg), известная также в качестве гражданской войны в Швейцарии, выглядит совершенно нормальным явлением, даже каким-то очень уж коротким и отмеченным минимальными потерями, что, с другой стороны, не должно вводить в заблуждение. Но для начала определимся с понятием. Что есть «гражданская война»? Историк Джеймс Ферон (James D. Fearon), изучающий гражданские войны в Стэнфордском университете, предлагает считать гражданской войной «насильственный конфликт внутри страны … организованных групп, стремящихся захватить власть … или … изменить государственную политику». Представляется, что данное определение способно как вполне адекватно описать суть конкретно гражданской войны в Швейцарии, так и помочь более точно определить ее временные рамки. 

Быстротечность швейцарского гражданского конфликта, продлившегося всего 26 дней, наводит на мысль о том, что собственно боевые действия, проходившие в ноябре 1847 года, являются завершающей/кульминационной стадией некоего более длительного процесса, связанного с необходимостью «изменить государственную политику» и почти всегда включавшего в себя применение насилия в той или иной его форме. Поэтому можно предположить, что «гражданская война», или внутринациональный конфликт, связанный с борьбой различных форматов/направлений долгосрочного исторического общественно-политического развития Швейцарии, длилась гораздо дольше. А если это так, то каковы особенности этой борьбы, не имеющей ничего общего с мифическими «пятью столетиями демократии и мира»?

«Штефская челобитная», или Что есть право?

К концу 18-го века Швейцария («Старая Конфедерация»/Alte Eidgenossenschaft) представляла собой структуру очень своеобразную. Ядро её образовывал «клуб» так называемых «старых кантонов» (Alte Orte) в составе кантонов Цюрих, Берн, Люцерн, Ури, Швиц, Унтервальден, Цуг, Гларус, Фрибур, Золотурн, Базель, Шаффхаузен и области Аппенцелль, разделенной в 1597 году на два «полукантона». Всей полнотой власти во всех этих кантонах обладала родовая аристократия —  так называемые «патриции». Вокруг располагался пояс «совместных владений» (Gemeine Herrschaften), фактически колоний привилегированных «старых кантонов». И, наконец, по окраинам проходило третье «кольцо» в составе «союзных областей» (Zugewandte Orte), среди которых выделялись Санкт-Галлен, Республика Вале, Республика Женева, Граубюнден и другие регионы. Столь громоздкая и малоуправляемая система жила от кризиса к кризису, от одной войны к другой. Остается только удивляться, как страна вообще сумела сохранить свое единство.

И в самом деле: за период с момента окончания Бургундских войн (1477 г.) и вплоть до 1798 года, то есть до вторжения в Швейцарию войск Наполеона, Швейцария пережила, по меньшей мере, четыре ожесточенных межконфессиональных войны (1529, 1531, 1656, 1712 гг.) и одну крестьянскую войну (1653 год), нанесших национальному самосознанию Швейцарии глубокую травму, ощутимую до сих пор. В реальной Швейцарии, вопреки книге Гриммельсхаузена, «лишиться своего добра, здравия и самой жизни» было очень даже легко. Тем не менее, все эти, и сотни более мелких локальных конфликтов, не преследовали цель кардинально изменить формат государственного устройства. Поэтому в строго научном смысле, при всей их схожести, «гражданскими войнами» в соответствии с термином Джеймса Ферона они не были.

Мемориал в честь «Штефской челобитной» в городе Штефа (Stäfa). Adrian Michael

Политическая основа странной швейцарской «матрёшки» оставалась в неприкосновенности: город в Швейцарии имел все права, деревня никаких прав не имела, «законом» считалось то, что таковым объявлялось правящими слоями, а локальные «свободы» (право пользоваться лесом или лугом, иметь собственное дело и т.д.) носили не естественно-правовой, либерально-универсальный характер, а опирались на демократическое и консервативное обычное (от слова «обычай») право. Проблематика качественного изменения основ государства впервые в Швейцарии возникает под влиянием Французской революции в 1794 году в формате «челобитной», поданной представителями сельских районов кантона Цюрих городским властям и вошедшей в историю в качестве Stäfner Memorial, по имени города Штефа (Stäfa), расположенного на северном берегу Цюрихского озера.

Челобитная состояла из семи пунктов, в них содержались такие требования, как обеспечение правового равенства всех жителей кантона, вне зависимости от того, горожане они или селяне, введение полноценной свободы предпринимательской деятельности и предоставление всем равных шансов в сфере образования, отмена феодальных податей, а также требование принять конституцию. «Штефская челобитная», будучи написанной в весьма верноподданническом и даже патриотическом стиле, была, тем не менее, документом, во-первых, революционным, а во-вторых, текстом, ставшим в Швейцарии истоком первого социального конфликта, вполне подпадающего под определение «гражданской войны». Господствующие слои Цюриха отреагировали на требование «челобитной» весьма жестко, естественно-правовая идеология неотчуждаемых прав и свобод, данных каждому по факту рождения, а не переданных милостиво в дар властями, выглядела в их глазах покушением на святая святых.

Последовали репрессии и «судебные» преследования. Авторы и сторонники «челобитной» в прямом смысле бомбардировали власти Цюриха цитатами, а те отвечали обычным для авторитарной власти образом – ссылками, приговаривая «революционеров» к изгнанию, в ответ на что в сельских районах Цюриха начинаются народные волнения, которые вполне можно рассматривать, — конечно, в рамках расширительного толкования определения Джеймса Ферона, — в качестве первого акта гражданской войны в Швейцарии. Отметим и еще одну важнейшую деталь: «Штефская челобитная» возникла на пересечении немецкой конституционной рациональности и французских эмоциональных идеалов правового равенства и национального братства граждан, равных в своих правах, неотчуждаемых и данных уже по одному факту рождения. Именно здесь и находятся истоки швейцарского либерализма (Freisinn), на основе которого возникла современная Швейцария. Парадоксальным образом он же, прогрессивный и революционный либерализм, и стал одной из глубинных причин войны 1847 года.

От революции к гражданской войне

Любая революция делит общество пополам — на тех, кто видит в ней «социальный лифт» и шанс на переустройство мира согласно собственным идеалам, и на тех, кто видит в революции угрозу устоявшимся социальным механизмам и своим материальным интересам. Кроме того, и это тоже, как видно, является непреложным историческим законом, любые революционеры, пришедшие к власти, тут же превращаются в охранителей. В Швейцарии сработали оба этих механизма, а пока напомним, что импульс, исходивший от «Штефской челобитной», при всей своей революционности, так и заглох на уровне Цюриха. Поэтому реальная революция произошла в стране только в результате внешнего воздействия, а именно как следствие вторжения в Швейцарию в 1798 году французских войск, о чем в современной Швейцарии вспоминать очень не любят.

Наполеон был заинтересован в либеральной трансформации Швейцарии, поскольку иметь у себя под боком страну, выступающую прибежищем для аристократической контрреволюции, было просто опасно. Период с апреля 1798 года (с момента провозглашения Гельветической республики в городе Аарау) вплоть до 1803 года, то есть до краха унитарной республики, и далее до 1815 года, то есть до начала периода реставрации в Швейцарии, достаточно хорошо описан в литературе, но только потому, что в это время история страны оказывается неожиданно плотно вписанной в мировой контекст. Эпоха наполеоновских войн, многие из которых происходили на многострадальной земле Конфедерации, с одной стороны, бросает неожиданно яркий свет на то, что происходило в Швейцарии в тот момент, с другой стороны, парадокс — все, что напрямую не касается темы борьбы с Наполеоном, остается в тени.

Все знают, как проходил альпийский поход А. В. Суворова, но что в тот момент происходило в самой Швейцарии? Возникает впечатление, что Суворов совершал свой героический поход не по Швейцарии, насыщенной конфликтами и государственными переворотами, а по марсианской поверхности. А между тем это время характеризуется очень важными событиями, характер которых позволяет утверждать, что в Швейцарии того времени, параллельно с военными событиями в рамках борьбы монархий Европы с Наполеоном, шла еще и полноценная гражданская война между т. н. «Патриотами» и «Федералистами».

Первые хотели решительного обновления Швейцарии на основе антицерковных, атеистических, либеральных идей, в центре которых находились неотчуждаемые права человека и гражданина. Вторые видели в Гельветической республике с ее либеральным радикализмом, зашедшим вплоть до уничтожения кантонов и превращения их из независимых государств/штатов в простые административно-управленческие единицы, угрозу устоям привычного для них мира. Активно в эту войну вмешивались и французы, устроившие, в частности, в сентябре 1798 года в кантоне Нидвальден, отказавшемся принимать конституцию Гельветической республики, настоящее побоище, жертвами которой стали 400 человек, из них сто женщин и 26 детей. Кульминацией же швейцарской гражданской войны стала так называемая «Палочная война» (Stecklikrieg), восстание федералистов против Гельветической республики летом и осенью 1802 года. 

Воспользовавшись уходом из Швейцарии войск Наполеона, федералисты попытались обратить вспять либеральные реформы, привнесенные французами. У восставших почти не было доступа к нормальному вооружению, поэтому самым распространенным оружием для них были обычные палки и прочий сельскохозяйственный инвентарь. Этапами этой самой настоящей гражданской войны стали битва у перевала Ренгпасс (Gefecht beim Renggpass) 28 августа 1802 года, обстрелы Берна и Цюриха в середине сентября того же года, а также битва у города Фауг (Gefecht bei Faoug) 3 октября. Именно «Палочная война» обнаружила механизм, который приведет потом и к войне 1847 года, и в основе которого лежало противостояние либеральной антиклерикальной элиты, выступающий за «реновацию» швейцарской государственности на основе идей «Кодекса Наполеона», и консервативно-религиозных демократических локальных движений, сопротивляющихся любым новациям как в социально-политической, так и, — что стало потом решающим аспектом, — в религиозной области.

Во время обстрела Берна в 1802 году пушечное ядро попало в стену дома на нынешней площади Лойферплатц (Läuferplatz). В 1950-х гг. дом был снесен и перестроен, однако часть оригинальной стены с ядром и надписью «Stäcklichrieg 1802» была сохранена. swissinfo.ch

Скоро «патриоты» превратились в «либералов» (Freisinn, далеких предшественников нынешней швейцарской Либеральной партии / FDP), а «федералисты» стали называться «демократами» (из них потом выросла швейцарская Христианско-демократическая народная партия / CVP). Увидев, в какой хаос погрузилась Швейцария, Наполеон вновь ввел войска в Конфедерацию, нарушив тем самым положения Люневильского мира (9 февраля 1801 года) и попав под английские санкции — Лондон объявил затем Франции очередную войну. Для нас же главное другое: противостояние сторонников либеральных преобразований и демократических приверженцев охранительно-консервативного порядка клерикальной окраски, стало на последующие половину столетия пружиной внутренних военных конфликтов, носивших характер пусть и локальных, но полноценных гражданских войн.

Политическое насилие и взаимное недоверие

Период после Венского конгресса (1815 год) и до революций 1830 года во Франции и Бельгии получил в Швейцарии название периода «реставрации». Основным конфликтом в тот период была борьба возвратившихся к власти аристократов и сторонников либеральных реформ. Но это не означает, что старый конфликт либералов и демократов потерял свою актуальность. Он просто на время ушел в тень, кроме того, в данный период и либералы, и демократы были вынуждены на время похоронить «топор войны», чтобы вместе противостоять общему врагу — аристократам, примерно так, как в сериале «Игра престолов» три враждующих дома Старков, Леннистеров и Таргариенов вынуждены забыть свои разногласия с целью борьбы с общим врагом в лице «белых ходоков» и Короля Ночи. 

Либералы старались опрокинуть господство аристократии с опорой на идеалы рационального антиклерикализма, естественного права и неотчуждаемых прав человека. Демократы, начертав на своих знаменах требования, артикулированные еще в «Штефской челобитной», обращали их одновременно как в адрес аристократов, так и либеральной элиты, упирая на материальные интересы — угрозу себе они видели прежде всего в возвращении старых феодальных повинностей. Центром демократических выступлений поначалу были кантоны Берн и Санкт-Галлен, причем участники таких движений довольно часто прибегали к политическому насилию, хотя на первом месте у них всегда все-таки были рационально сформулированные требования, включая обеспечение народного права непосредственно участвовать в политическом управлении. Именно эти требования демократов и стали потом одним из факторов, приведших позже, уже в эпоху так называемой «регенерации» (1830-1848), к постоянным конфликтам, по внутренней сути своей носивших характер локальных гражданских войн.

Понятие «регенерация» обозначает способность живого организма восстанавливать утерянные функции тех или иных органов. Романтики начала 19 века активно интересовались явлением «регенерации», поскольку, в отличие от рационально-механически мыслящих просветителей, они рассматривали все происходящее вокруг них, в том числе и политические события, со своего рода «витально-органических» позиций. Так, «народ» представлялся им в образе «народного организма», способного, наподобие растения, возникать, расти и увядать. При этом они обращали внимание на то, что в процессе своего развития такой «народный организм» мог входить в фазу «дегенерации», распада, увядания, но при этом в нем сохранялись силы для того, чтобы, в конце концов, преодолеть негативные тенденции и войти в период «регенерации», то есть восстановления всех своих органических сил и потенций.

Именно такой подход отличал мышление родившегося в Люцерне и жившего в городе Аарау врача, философа и политика Игнаца Пауля Витала Трокслера (Ignaz Paul Vital Troxler, 1780-1866). По мнению этого, как его называют в Швейцарии, «духовного обновителя страны», образ растения, вошедшего в фазу дегенерации, более чем адекватно отражал состояние, в котором находился швейцарский народ в период реставрации: расколотый на кантоны, сословия, группы интересов, неспособный осознать себя в качестве единой нации.

Игнац Пауль Витал Трокслер (1780-1866). http://www.troxlerforum.ch/

С другой стороны, И. П. Трокслер верил в силу и способность народа к «самовосстановлению», к объединению на основе новых (читай — либеральных и антиклерикальных) идей. Процесс «восстановления» и создания нового национального единства и был назван им «регенерацией». В швейцарском политическом контексте это понятие впервые возникает в 1830 году в написанной И. П. Трокслером работе «Некоторые главные моменты из моей жизни».

Год 1830-й вообще вошел в историю Швейцарии как год политического обновления. Создание Бельгии, то есть появления на карте Европы современного национального государства, стало для тогдашней Конфедерации, представлявшей собой рыхлый союз разрозненных кантонов («штатов»), давно назревшим стимулом к запуску процессов, итогом которых стало качественное преодоление политического режима, созданного и «благословленного» на Венском конгрессе в 1815 году. Произошло же оно на пути целого ряда вооруженных и насильственных конфликтов, в совокупности своей составлявших одну перманентную, пусть и разбросанную по времени и регионам, но гражданскую войну, в основе которой лежал все тот же механизм, а именно противостояние либеральной протестантской, но чаще откровенно антиклерикальной элиты и консервативно-демократических католических сил. Итогом этого противостояния стало — и это очень важный аспект —  возникновение глубочайшего взаимного недоверия власти и народа.

Особенно наглядно это можно продемонстрировать на примере кантона Цюрих, где пришедшее к власти либеральное правительство с глубочайшим недоверием смотрело на стихию народных масс, выступавших с требованиями, в частности, введения «народного вето» на законы, принятые правительством. Вот как в 1830 году описывал ситуацию современник, явно из стана либералов: «Народ уже заведен туда, откуда он уже не согласится вернуться, не будучи полностью удовлетворенным, а именно его завели за границу послушания законам; достаточно теперь только кому-нибудь одному сделать один шаг — и тигр анархии сорвется со своей привязи». Пришедшая к власти в 11-ти кантонах либеральная элита, считала именно себя выразителем народных чаяний, исходя при этом из принципа «Все для народа, но только ни в коем случае не руками самого народа».

Швейцарский опыт говорит, что инструмент «народного законодательного вето» на уровне субъектов федерации может стать для народа хорошей школой демократии.

Указывая на «темноту» людей, на их необразованность и клерикализм, либеральная элита стремилась проводить прогрессивные реформы, если надо, наперекор народу, без учета его материального положения и духовного настроя. В ситуации противостояния и глубочайшего взаимного недоверия либеральной революционной элиты и народно-демократических движений необходимо было найти инструмент, который позволял хотя бы в какой-то мере обеспечить в кантонах функционирование общественно-политических механизмов, каковое невозможно без хотя бы минимальной степени доверия между народом и властью. Таким инструментом стало «народное законодательное вето», которое было прямым предшественником нынешних инструментов швейцарской прямой демократии — референдума и народной законодательной инициативы. На этом обстоятельстве стоит, наверное, особо заострить внимание, потому что тотальное недоверие народа к власти и наоборот, как видно, является универсальной исторической проблемой. Швейцарский опыт говорит, что инструмент «народного законодательного вето» на уровне субъектов федерации может стать действенным рациональным инструментом преодоления как такого недоверия, так и хорошей школой демократии для народа в целом.

Первым введения такого вето (то есть права народа отвергать принятые властью законы) в Швейцарии добилось народное демократическое движение в кантоне Санкт-Галлен в январе 1831 года. С тех пор это требование на своих знаменах несли многие схожие движения в других кантонах. При этом недоверие либеральной элиты к народу не только не уменьшилось, но и, наоборот, усиливалось. Вот что в 1837 году говорил, например, в Цюрихе видный депутат-либерал Фридрих Людвиг фон Келлер (Friedrich Ludwig von Keller, 1799 — 1860): «Шесть лет назад мы вели борьбу против аристократии и привилегий, следующие же шесть лет мы будем вынуждены провести в борьбе с грубостью и властными претензиями черни. Легко понять, почему масса не понимает необходимость (такой борьбы), но тот же, кто называет массу „народом“, должен считаться безвозвратно потерянным (человеком)». Тем не менее пример санкт-галленского «народного вето» стал очень заразительным, в частности, для тогда еще единого кантона Базель, который стал ареной очередной локальной гражданской войны. В ее основе был все тот же механизм: противостояние реформаторов-либералов и народных демократических консервативных движений, а также глубочайшее взаимное недоверие власти и народа, к которым добавилось еще и старое противоречие между городом и бесправной деревней. Центром сельского народно-демократического консервативного движения стал город Листаль (Liestal).

Его требования напоминают уже упомянутую «Штефскую челобитную»: свободная политическая репрезентация народа без различия города и деревни, равенство всех политических и гражданских прав, избрание народом конституционной комиссии, разработка ею конституции, которая затем должна быть представлена на одобрение народу. Это движение быстро радикализировалось, в Листале образовалось сепаратистское правительство, выступающее с таких же позиций. Город Базель начинает военную операцию против ополченцев Листаля, регион на изгибе Рейна погружается в локальную гражданскую войну. И, хотя в конце февраля 1831 года народу, как и требовалось, была представлена конституция, в которой были учтены все требования консервативных демократов базельского села, «тигр анархии» все-таки окончательно сорвался с привязи, военное противостояние продолжалось.

В итоге в марте 1832 года на карте Швейцарии образуются два кантона: либеральный Базель-городской и консервативно-демократический Базель-сельский, который особое внимание уделяет законодательному закреплению автономии общин и прямому участию народа в политике. Итак, немного забегая вперед, отметим, что прямая демократия в Швейцарии, пока на кантональном уровне, возникла в ситуации глубокого взаимного недоверия власти и общества, а также в условиях противостояния либералов-реформаторов и демократов-консерваторов в качестве инструмента выравнивания того, что сейчас принято называть «административным ресурсом».

Спор по «одному религиозному вопросу»

Как мы уже упоминали, материальные интересы играли для локальных демократических антилиберальных движений заметную роль. Народ сначала опасался возвращения старых феодальных повинностей, затем он протестовал против безразличия, с которым либерал-реформаторы, пришедшие к власти в ряде кантонов в эпоху регенерации, относились к материальным нуждам простых людей. Тем не менее, в тот период на первом месте для консервативных народных движений играл все-таки религиозный вопрос. Именно религия была инструментом, организующим и структурирующим повседневную жизнь масс. Обещания отпущения грехов и вечной жизни после смерти были для них важным источником утешения. Для либеральной же элиты религия была тормозом, мешающим проводить реформы.

В январе 1834 года в Бадене собрались представители либеральных кантонов Берн, Люцерн, Золотурн, Базель-сельский, Ааргау, Тургау и Санкт-Галлен. Главной задачей конференции было создание таких правил отношений церкви и государства, в рамках которых были бы обеспечены устойчивые и сильные позиции именно светского либерального государства. Шел поиск решения, которое было бы приемлемым как для государства, так и для церкви. Проблема, однако, состояла в том, что на баденском форуме представители собственно церковных структур отсутствовали. По результатам конференции 27 января 1834 года были приняты так называемые «Баденские статьи» (Badener Artikel), которые постановляли следующее: с целью демократизации церковной жизни необходимо организовать синоды, обеспечить право государства утверждать (или не утверждать) церковные указы и постановления, закрепить право межконфессиональных браков, принять меры к сокращению числа церковных праздников, ввести право кантонов надзирать за деятельностью пасторских семинаров и духовных орденов, и, наконец, обложить налогами монастыри. Кроме того, было сделано предложение организовать чисто швейцарское архиепископство, причем в адрес кантонов направлялось требование принять «Баденские статьи» в качестве обязательного для них законодательного акта.

Несмотря на народную петицию, под которой стояло почти 7 тыс. подписей, бернский Большой совет (парламент) постановил 20 февраля 1836 года принять «Баденские статьи». В ответ на это начались манифестации протеста, и руководство кантона было вынуждено ввести на территорию Юры крупный воинский контингент. Большую роль в этих событиях сыграли не только церковные аспекты, но и факторы культурного характера — уже в то время католическое население франкофонной Юры идентифицировало себя в качестве отдельного народа, опасаясь, что Берну в итоге удастся окончательно растворить этот регион в немецкоязычной протестантской культуре. В этот момент в события вмешались Вена и Париж. Австрийцы и французы рассматривали «Баденские статьи» в качестве опасного антицерковного шага, а введение бернских войск в Юру как нарушение Венских соглашений 1815 года. Используя дипломатические каналы, Австрия и Франция дали понять, что для них «Баденские статьи» являются «нежелательными». Одновременно французский король Луи Филипп, стремясь заработать в глазах Папы Григория XVI лишние очки, пригрозил Берну осуществить военную оккупацию юрского региона. Бернцы, разумеется, не выдержали оказанного на них давления и пошли на попятный.

Тем не менее религиозный вопрос продолжал обостряться, приводя в Швейцарии к локальным вспышкам политического насилия, каковые вполне можно рассматривать в качестве очередных сюжетов швейцарской перманентной гражданской войны, фактически начавшейся еще в момент принятия «Штефской челобитной» в 1794 году, но вошедшей в качественно новую стадию эскалации с началом периода либеральной регенерации в 1830 году и с победой либеральных правительств в ряде кантонов. Для этой стадии теперь были характерны не только старые конфликты (противостояние реформаторов-либералов и демократов-консерваторов, глубокое взаимное недоверие власти и народа), но и новые, носящие отчетливо религиозный характер. Особенно яркими религиозно-политические конфликты, во многом предвосхитившие тематику и характер войны 1847 года, были в кантонах Цюрих и Люцерн.

Давид Фридрих Штраус (David Friedrich Strauß, 1808 — 1874) должен был разработать для кантона Цюрих основы церковной реформы. swissinfo.ch

В Цюрихе в сентябре 1839 года произошли события, вошедшие в историю под названием «Цюрихский путч» (Züriputsch). Причиной его стало приглашение в Цюрихский университет на Кафедру истории церкви и догматики тюбингенского теолога Давида Фридриха Штрауса (David Friedrich Strauß, 1808 — 1874). Одновременно предполагалось, что именитый ученый должен разработать для кантона основы церковной реформы. Д. Ф. Штраус был сторонником историко-критической теологии, которая, опираясь на традиции рационального мышления, причисляла Евангелие к разряду легенд и мифов, а вочеловечение Бога в Лице Христа рассматривала в качестве события, противоречащего разуму. 

Против Давида Фридриха Штрауса немедленно сформировался фронт сопротивления во главе с состоятельными представителями сельского бюргерства. Их возмущало даже не столько «еретическое» отношение теолога из Германии к Священному Писанию, сколько тот факт, что появление на кантональном горизонте таких людей, как Штраус, могло означать еще одно поражение церкви в борьбе за умы людей, с учетом того, что процесс профессионализации образования в кантоне и так уже привел к тому, что учителя начали серьезно теснить священников в качестве «пастырей народа». Да и в целом либеральные реформы системы образования и церкви в духе «Баденских статей» казались низшим и средним сословиям села покушением на их вековые устои и традиции. В результате в кантоне начинают образовываться консервативно-демократические «Комитеты веры» (Glaubenskomitees), стараниями которых либеральным властям Цюриха была подана петиция против приглашения Д. Ф. Штрауса в Университет.

После того, как власти отдали нескольких участников этих «комитетов» под суд, в сентябре 1839 года под Цюрихом в городе Клотен в качестве протеста собрались почти 10 тыс человек. Слухи начинают курсировать один невероятнее другого, происходит радикализация, для похода на Цюрих начинает формироваться народное ополчение (Volkssturm), в городе Пфеффикон (Pfäffikon) по инициативе местного священника начинают звонить колокола — и звонят несколько часов подряд. Через несколько дней, 6 сентября, ополчение добирается до Цюриха, и попадает под огонь правительственных войск. Результат — поражение и 17 убитых демонстрантов. В итоге, правда, либеральное правительство Цюриха, лишившись поддержки и не дождавшись обещанной военной помощи, все равно вынуждено уйти в отставку. Народное демократическое движение пытается использовать шанс и забрасывает новое правительство петициями, среди которых есть и, так и оставшееся без последствий, требование ввести в кантоне «законодательное вето» по примеру Санкт-Галлена.

В кантоне Люцерн связь католицизма и демократии проявилась особенно ярко. Здесь уже в 1830 году, в самом начале эпохи Регенерации, формируется народное движение, которое требует введения инструментов прямого народовластия в качестве меры обеспечения минимальных народных прав в условиях нового либерального правления. Особую роль при этом играет пресса, в частности, газета Lueg is Land («Посмотри на нашу землю»), которая резко критикует отношение либеральной элиты к народу как к «черни» (Pöbel). Будущий же участник войны 1847 года на стороне консервативных сил Константин Зигварт-Мюллер (Constantin Siegwart-Müller, 1801 — 1869) прямо приравнивает демократию к религии, указывая, что «в делах конституционных глас народа воистину есть для нас глас Божий». Более умеренный представитель люцернских клерикальных демократов Йозеф Лёй фон Эберсол (Josef Leu von Ebersol, 1800 — 1845), с одной стороны, не приветствовал идею «народного законодательного вето», опасаясь ненужного «шебуршения» (Wühlereien) там, где требуется спокойная законодательная работа.

С другой стороны, он понимает, что реформы необходимы. Многие его называли «радикальным либералом», то есть представителем либеральной элиты, сочувственно относящимся к нуждам широких масс. Так или иначе, в ноябре 1839 года Йозеф Лёй фон Эберсол направляет в адрес парламента кантона каталог требований, в центре которых находится идея предоставить народу право не просто отвергать законы (вето), но и одобрять их, что было уже фактически попыткой ввести современный факультативный референдум. Тем самым, был уверен Й. фон Эберсол, громкие теоретические заявления либералов о народном суверенитете получат свое конкретное воплощение, и над пропастью взаимного недоверия между демократами и либералами будет перекинут надежный мост.

Увы, либеральный парламент отверг эти требования, еще и потому, что для лидеров консервативных демократов Люцерна расширение народных прав было тесно связано с необходимостью провести клерикализацию кантональной системы образования, в рамках которой католические постулаты играли бы роль «дисциплинирующей палки» для народа. Для либералов, разумеется, такой подход был неприемлем. Тем не менее 1 мая 1841 года Константину Зигварт-Мюллеру и Йозефу фон Эберсолу удалось провести антилиберальную, клерикально-демократическую конституционную реформу, в рамках которой, в частности, на влиятельные посты в учебных заведениях кантона начали все чаще назначаться представители ордена иезуитов.

События, параллельно протекавшие летом и осенью 1839 года в кантоне Вале, разделенном на немецкоговорящий и консервативно-демократический Верхний Вале и либерально настроенный и франкофонный Нижний Вале, были уже не столь мирными. Так называемая «январская» либеральная конституция 1839 года гарантировала, с одной стороны, Верхнему Вале определенные привилегии, с другой стороны, она уничтожила главное, а именно, древнюю государственную систему, базирующуюся на федерации так называемых «десятин» (Zehnen), своего рода общин, на уровне которых и концентрировались права политического суверенитета. «Январская» же конституция ввела в Вале либеральный режим индивидуальных политических прав. Все попытки как-то урегулировать ситуацию и найти некий общий знаменатель окончились поражением. Уничтожение «десятин» казалось Верхнему Вале недопустимым вмешательством в свой исконный образ жизни. Торг по этому вопросу был невозможен. В мае 1844 года ситуация обострилась, демократическое народное ополчение (Landsturm) Верхнего Вале начало движение в сторону столицы кантона, города Ситтен / Сьон (Sitten / Sion).

У реки Триентбах (Trientbach) между городами Ст. Морис (St-Maurice) и Мартини (Martigny) произошло кровавое сражение, результатом которого стали, в сумме, 70 раненых, 30 убитых и полное поражение радикальных либералов. По своему ожесточению это уже было полноценное сражение настоящей гражданской войны. После победы консервативных демократов в кантоне Вале были введены самые широкие права народной прямой демократии, включая обязательный референдум по всем новым законам, парадоксальным образом вновь отмененные после поражения уже всех швейцарских католических демократов в войне 1847 года. Итак, условия для решающей схватки были созданы. Либерал-реформаторы ненавидели консервативных демократов-католиков и наоборот. Между ними уже были эпизоды жесткого противостояния, в том числе и вооруженного. Из-за этого противостояния уже распался кантон Базель. Власть и народ не доверяли друг другу. Либеральные попытки посадить церковь на короткий поводок стали дополнительным маслом в огонь. Не хватало только спичек. И они нашлись — в лице иезуитов.