В чем состоит швейцарский рецепт от радикализма и популизма?

Популизм — один из самых больших вызовов, стоящих перед современными демократиями, хотя в исторической перспективе явление это не новое: германская, российская, аргентинская диктатуры — все они носили популистские черты. Но сегодня - в эпоху гибридных войн, фейковых новостей и «ассиметричных» информационных акций - вопрос популизма приобретает совершенно новую окраску. Как бороться с популизмом? Нужно ли бороться с ним? Есть ли шанс победить его? 

В Швейцарии с ее прямой демократией царит иное мнение: а что если просто взять и позволить популистам говорить все, что они хотят, и даже позволять иногда получать дополнительные голоса граждан? Но с этим надо разобраться подробнее! Тем более что швейцарские рецепты против того, что мы называем «популизмом», с одной стороны, весьма эффективны, но с другой стороны — найти подходящие для них ингредиенты за пределами швейцарских истории и общества порой очень сложно, если вообще возможно. 

Для начала: что такое «популизм»? На наш взгляд, это неспособность демократических партий и политиков «мейнстрима» говорить объективно неудобные вещи, за счет чего те, кто говорит эти вещи, порой в бестактной и грубой форме, приобретают, находясь в «серой зоне» политически приемлемого и социально дозволенного, политический вес, получая одновременно ярлык «популистов». «Популизм» надо отличать от «авторитаризма» и «диктатуры». Немецкий журналист и писатель Ральф Шулер (Ralf Schuler, родился в 1965 году в Восточном Берлине, сегодня руководит парламентской редакцией влиятельного немецкого таблоида «Бильд») прекрасно знает, что такое политическая диктатура. 

Неудивительно, что именно политики и журналисты с опытом коммунистического левого авторитаризма (среди них, например, и бывший президент ФРГ Йоахим Гаук) склонны скорее полагать, что «популисты» должны быть непременно включены в политический диалог и что они могут даже способствовать возрождению демократии, просто потому что либеральная свобода слова даже с таким имманентно присущим ей недостатком, как популистская риторика, для них ценнее любого рода попыток «введения единомыслия». Они-то это «единомыслие» испытали на себе!

В любом случае, с их точки зрения, простое игнорирование популистов не сработает и не даст нужных результатов, и уж в любом случае «замолчать» популистов, спекулирующих на объективных проблемах общества в неструктурированной и методологически не отрефлексированной, эмоционально окрашенной форме, нынешнюю цифровую эпоху не удастся. «Популисты просто перемещаются по сетям и создают свои собственные пространства, где они, переходя в режим автореференциальности, ведут диалог сами с собой и формируют свои собственные истины», не всегда, впрочем, лишенные здравого смысла. В чем сложность дебатов на эту тему?

Одна из проблем заключается в поиске адекватного определения того, что есть «популизм», как он соотносится с «демагогией» и «авторитарными» элементами в рамках здесь и сейчас действующей политической практики. Популизм — почти неуловимый термин, каждый вкладывает в него то, что он хочет, а в итоге мы все остаемся с целым ворохом определений, скорее еще более запутавшись, нежели найдя какое-то более или менее твердое или логичное основание, в том числе и для дальнейших дебатов.

Чаще все популизм приравнивают к такому политическому стилю, в котором делается попытка настроить угнетенный, обманутый «народ» против морально несостоятельной и разложившейся «элиты». Однако настоящая политика — это куда сложнее. Она есть паттернВнешняя ссылка для решения сложных проблем сложными методами. В силу сложности предлагаемых решений политика «мейнстрима» всегда запаздывает с окончательными выводами, но за это она гарантирует решения, признанные большинством и при этом достаточно эффективные. 

В самом деле, многие эксперты как раз верно указывают на эту важную отличительную черту популистов, то есть на их склонность предлагать простые решения таких сложных проблем, как, например, миграция и климат. На первой теме паразитируют правые популисты (так они эксплуатируют естественный страх людей перед всем чужим), на второй — левые (для них климат стал заменой пролетариату), при этом и те, и другие не перестают быть таковыми. Требование одних заменить на других или утверждение, что только правые (только левые) популисты правы потому, что они правы по определению, — это тоже популизм, которым часто страдают западные СМИ, как правые, так и левые. 

Популисты, в свою очередь, тоже не без основания, указывают на инерционность политических структур «мейнстрима», но тут же демагогически приравнивают её, эту инерционность, к коррумпированности и моральному банкротству «элит» (это словечко, «элиты», с недавних пор, кстати, активно используют и правые, и левые «активисты»). 

По мнению НКО IDEAВВнешняя ссылка, межправительственной организации со штаб-квартирой в Швеции, целью которой является продвижение демократии во всем мире, там, где популисты умудряются пройти в «мейнстримное» правительство, там-де происходит откат в области демократических свобод и сокращение степени активности участия гражданского общества в политических процессах. Почему? 

Потому что «самыми первыми целями политиков от „популистов“, как правило, становятся свобода выражения мнений и средств массовой информации, а также основные права наиболее уязвимых меньшинств, таких как гомосексуалы». Увы, не все так просто! Народная низовая активность граждан действительно может происходить в «не принятых формах» и затрагивать действительно неприятные темы. Однако в странах с действительно исторически укрепившимися формами демократии популистам еще нигде не удалось окончательно свернуть все права и свободы.

Самый яркий пример — ситуация вокруг партии «Альтернатива для Германии», которая успешно «вспахивает» поле на правом краю политического спектра, быстрее находя формы политической манифестации и озвучивания проблем, к которым партии мейнстрима еще только подбираются, боясь в поисках подходящего нарратива действительно обжечь себе пальцы, тем более что таким уже довольно старым партиям есть что терять, в отличие от той же еще относительно молодой «АдГ», которой терять нечего, но приобрести она может очень многое. Однако в целом демократии там ничто не угрожает, тогда как отдельные профессиональные радетели за «истинную», с их точки зрения, демократию и в самом деле могут ощутить угрозу своим позициям и карьерам. 

Швейцария занимает особое место во всех этих дебатах. Она считается гаванью стабильности и безопасности и образцовой страной прямой демократии. Но Швейцария также является страной, где в правительстве начиная с 1990-х годов находится консервативная Швейцарская народная партия (SVP, по неисповедимым причинам швейцарской межнациональной лингвистики во франкоязычных кантонах «вэлшского» запада страны она называется почему-то «Демократический союз Центра», или UDC). Многие называют эту партию популистской, и многим экспертам это дает право называть Швейцарию «европейской лабораторией политического популизма». 

Так ли это? Как любят говорить в Швейцарии, смешивая «да» и «нет» — «яйн»! Это и так и не так одновременно! Швейцарская народная партия (SVP) в самом деле, в период с 1991 по 2015 годы, превратилась в крупнейшую партию Швейцарии, увеличив свое представительство в федеральном парламенте с 12% до 29,4%. Даже так называемая «зеленая волна», которая-де охватила парламент страны по итогам выборов октября 2019 года, ничего с этим поделать не смогла. 

Партия SVP как была, так и остается самой сильной партией под условным «куполом Федерального дворца», что бы под этим ни понимали быстрые на язык журналисты. С учетом швейцарской политической культуры, которая строится, и тому есть свои очень весомые исторические основания, на основе принципов сдержанности и умеренности, риторика, к которой иногда прибегают «народники», и в самом деле кажется выходящей из ряда вон! Но это только так кажется. И уж тем более одна только «популистская» риторика еще не делает любую партию «популистской». 

С одной стороны, прямая демократия напрямую способствует популизму, более того, она питается популизмом, то есть стремлением дать на сложные вопросы простые ответы. Мало разве мы видели в истории Швейцарии откровенно популистских народных законодательных инициатив, начиная с левых (инициатива «1:12») и заканчивая правыми («Инициатива о запрете строительства минаретов»), или просто экстравагантных («О коровах и рогах»)? 

Отличие Швейцарии состоит в том, что всё это стихийное народное законотворчество имеет здесь четкую политическую форму. Там же, где этой формы нет, прямая демократия реализуется в таких ложно демократических формах извращенного и всегда при этом насильственного «квази прямого народоправства», каковым стало движение, например, французских «желтых жилетов».

Одновременно все таким образом сформированные и озвученные идеи народа всегда доводятся в Швейцарии до логического конца, то есть до формализованной практики политической ответственности за принятые решения. Именно поэтому законодательные инициативы в Швейцарии почти всегда отвергаются: народ все-таки в массе своей мудр! Важнее другое: прямая демократия в Швейцарии счищает с понятия «популизм» мутную пену «политической демагогии», оставляя за ним его исконное значение: популистская партия есть партия, которая напрямую обращается к народу без учета правил политической корректности и отражает его чаяния в конституционно санкционированных формах прямого участия граждан в формировании политической повестки дня.  

Это не значит, что народные инициативы всегда будут совершенны с морально-нравственной точки зрения и разумны с точки зрения политической практики. И это не значит, с другой стороны, что обращение к народу дает такой партии гарантию постоянного успеха. Ничего подобного! Однако швейцарская «популистская партия» обращается не к некоему «небесному народу», придуманному стратегами и книжниками в штабах социалистов или либералов. Она обращается к реальному народу с его реальными нуждами, которые (о, ужас!) почти никогда на сообразуются с настроениями «прогрессивных» профессоров, подвизающихся на модных факультетах продвинутых университетов. 

Тем самым, питаясь популизмом и абсорбируя его, швейцарская прямая демократия с одной стороны, сдерживает его, привлекая к политической ответственности, но, с другой стороны, она позволяет гражданам совершать «политическую революцию» буквально четыре раза в год, на очередных референдумах. И все это, заметим, происходит на всех трех уровнях швейцарского федерализма, то есть на уровне федерального центра, кантонов (субъектов федерации) и муниципальных образований. 

В условиях прямой демократии «проблемы общества быстрее выходят на поверхность и оперативнее находят свои решения, не покидая рамок конституционного поля, каковое в Швейцарии имеет куда более широкие габариты, чем в любой другой стране мира», — указывает известный швейцарский политолог Клод Лоншан. В странах, где нет такой системы, «проблемы могут долгое время оставаться „под ковром“, разлагаясь и отравляя общественную атмосферу», — справедливо указывает немецкий журналист Ральф Шулер.

В странах, обладающих только системой представительной партийно-парламентской демократии, популистские силы «выпихиваются» за рамки легитимного политического поля. Они шельмуются, очерняются, порой их критики указывают на реальный дефицит тех или иных «популистских» партий или идеологий, но это ни в коей мере не извиняет дефицитов политической системы «мейнстрима», не способной порой «прыгнуть выше собственной тени» и начать говорить с народом не на языке «партийных книжек», но на народном языке. 

Ситуация в Германии — классический пример. В Швейцарии же SVP является легитимным партнером в составе федерального правительства, обеспечивая прагматичный баланс между формализованными политическими практиками и «неотфильтрованной» волей народа. На парламентских выборах в октябре 2019 года SVP потерпела поражение, потеряв 12 мест. Является ли это поражение «историческим»? Не будем торопиться с выводами!