Швейцарская прямая демократия бросает вызов Евровидению

Швейцарская прямая демократия бросает вызов Евровидению. Copyright 2024 The Associated Press. All Rights Reserved.

В Швейцарии гонка за право стать городом, в котором пройдет очередной смотр костюмов и песни «Евровидение», выходит на финишную прямую, зрители свистят и подбадривают своих фаворитов, а на уровне зрительской вип-ложи уже начались политические и финансовые расприВнешняя ссылка. Сами по себе они нормальны, но швейцарская прямая демократия становится в составе этого жгучего коктейля особенной приправой. 

В 1990-его годы в Ирландии был популярен комедийный сериал «Отец Тед» (Father TedВнешняя ссылка) и вот в одной из его серий дуэт незадачливых священников решает написать для предстоящего конкурса «Еврозонг» (всем было понятно, что речь идет о «Евровидении») песню, с которой представитель этой страны мог бы выйти на сцену и гарантированно получить «зеро пойнтс». В итоге композиция My Lovely HorseВнешняя ссылка в самом деле была выбрана в качестве номера от Ирландии — и она в самом деле грандиозно провалилась.

При всей абсурдности ситуации сценаристы сериала опирались на реальные предположения о том, что на самом деле Ирландия примерно таким образом и занималась «самосаботажем»: после четырех подряд побед на «Евровидении» в 1990-х годах она уже просто не хотела проводить его ещё раз, а потому однажды даже, как говорят, постаралась выступить как можно хуже. Причины понятны: конкурс «Евровидения» есть дело накладное и хлопотное, а по правилам конкурса страна-победитель всегда проводит конкурс следующего года за свой счет.

Швейцарии прибегать к таким радикальным средствам уже поздно. В мае 2024 года Nemo стал триумфатором и в третий раз подарил Швейцарии этот конкурс. Недостатка в потенциальных площадках проведения финала «Евровидения» здесь не было. Заинтересованность в проведении смотра песни, зрителями которого в этом году стали около 163 млн человек, сразу высказали Базель, Женева, Цюрих и Берн (вместе с Билем, родным городом Немо).

Швейцарская общественная (негосударственная) телерадиовещательная корпорация SRG SSR (автономным подразделением которой является наш сайт иновещания SWI swissinfo.ch) должна была сократить «лонг-лист» до формата «шорт-лист», что и произошло 19 июля 2024 года: стало известно, что конкурс пройдет или в Базеле, или в ЖеневеВнешняя ссылка. Окончательное решение насчет того, какой же город страны будет осчастливлен этим конкурсом, компания примет в августе после летних каникул.

«Евровидение» слишком накладно, «противоречиво», имеет «оккультный характер»

Именно так утверждают противники проведения в стране «Евровидения». Деньги даже в сравнительно богатой Швейцарии всегда становятся причиной общественных дебатов. Может быть, именно поэтому Швейцария и является «относительно богатой». Так или иначе, противники песенного конкурса в Цюрихе и Берне уже готовят почву для проведения референдума против его общественного финансирования. Там властями были предусмотрены, напомним, соответствующие кредиты в размере 20 и 7 млн швейцарских франков соответственно. То же самое может ожидать Базель и Женеву.

Противники конкурса утверждают, что если бы этот конкурс был хоть кому-то интересен, то ему деваться некуда было бы от частных спонсоров, а так деньги налогоплательщиков будут использоваться для финансирования «политически противоречивого» мероприятия, которое в 2024 году сопровождалось антиизраильскими протестами. А представители небольшой швейцарской ультраконсервативной партии EDU (Федеральный демократический союз) утверждают, что «Евровидение» связано с «сатанизмом» и «оккультизмом».

Следует понимать, что во всех четырех названых потенциальных городах-организаторах избиратели, как правило, склоняются к левым и так называемым «прогрессивным» взглядам, а значит их большинство может потенциально вполне даже проголосовать за конкурс. Тогда зачем надо было городить весь этот огород и доводить такой тактикой инструмент референдума до полного абсурда? Даниэль Кюблер (Daniel KüblerВнешняя ссылка), профессор политологии из Университета Цюриха, говорит, что в Швейцарии вынос на локальные референдумы разного рода кредитов на финансирование местных проектов есть вполне привычное и даже повседневное дело.

Например, в 2018 году избиратели в кантоне Вале отклонили заявку на финансирование проведения в этом регионе Зимних Олимпийских игр. На референдумы выносятся кредиты на сооружение клиник, стадионов, дорог, музеев, школ и прочих социально-значимых объектов. Это, разумеется, весьма замедляет процесс их строительства (в Цюрихе политические баталии вокруг нового стадиона идут уже битых пару десятилетий).

В случае же с Евровидением всё куда более ясно, говорит профессор Д. Кюблер. «Если Вам нужно было принимать решение оперативно и быстро, то тогда и следовало бы, наверное, искать какие-то другие способы финансирования, не подлежащие выносу на всенародный референдум. Надо было бы или найти достаточное количество частных спонсоров, или уж пойти до конца и возложить все траты на телерадиокомпанию SRG, которая и так уже покрывает часть расходов на проведение конкурса».

Как поступит народ?

Но сейчас пока совершенно не ясно, что будет дальше. Даниэль Кюблер говорит, что очень небольшое количество подписей, необходимое для проведения локального референдума (2 000 подписей в Цюрихе, 1 500 в Берне) проблемой не является, подписи соберут и очень быстро. А вот как поступит народ, примет ли он решение заблокировать кредиты на проведение конкурса, даже если в агитационную кампанию впряжется такой политический тяжеловоз, как Швейцарская народная партия (SVP)? Сказать невозможно.

Но при этом неопределенность все равно возникает и остаётся. Даже если народ обеспечит «лес рук» в пользу конкурса, все равно всё это сможет довольно сильно затормозить процесс его организации и даже вообще сорвать. А если, говорит далее проф. Кюблер, в процесс вмешается федеральное правительство и примет решение в любом случае гарантировать финансирование «Евровидения», то это может стать весьма негативным политическим сигналом, находящимся в противоречии с децентрализованной природой швейцарского непосредственного народовластия.

Неотъемлемая часть истории

Дин Вулетич (Dean VuleticВнешняя ссылка), историк и автор монографии «Послевоенная Европа и конкурс песни Евровидение» (Postwar Europe and the Eurovision Song ContestВнешняя ссылка) говорит, что, конечно, прямая демократия является широко известной особенностью Швейцарии, но на самом деле попытки избежать чести проводить «Евровидение» со ссылкой на финансовые и / или политические причины, является неотъемлемой частью истории конкурса. Европейский вещательный союз (EBU), основной организатор мероприятия, в последнее время всяческими способами пытается делать ценник конкурса «более приемлемым».

С этой целью он ищет коммерческих спонсоров и организует продажу билетов. Но сама по себе проблема остаётся. В первые десятилетия проведения конкурса, как говорит Дин Вулетич, некоторые страны — обычно это бывали такие небольшие государства, как Люксембург или Израиль — решительно отказывались от проведения конкурса именно по причине неподъёмных расходов. В последнее время инфляция и экономический спад привели к тому, что некоторые страны вообще навсегда отказались от участия в конкурсе.

Впрочем, даже независимо от его стоимости, гарантированно всегда найдутся города или страны, желающие принять у себя конкурс, будь то с точки зрения туризма и развития местной экономикиВнешняя ссылка, будь то в плане попытки лишний раз «отполировать» свой международный имидж. Ливерпуль, например, принимавший конкурс в 2023 году, заработал на конкурсе почти 800 миллионов евро. По крайней мере такие данные приводит газета Neue Zürcher Zeitung. Другие эксперты говорят, что выгода от проведения таких крупных мероприятий носит краткосрочный характер и на дальней дистанции такие конкурсы не дают ровным счетом ничего.

Но есть и явные победители. Например, в Цюрихе некоторые отели уже полностью забронированы на май следующего 2025 года, а многие гостиницы уже заранее повышают свои расценки, по крайней мере об этом сообщает местная пресса в лице газеты Tages-Anzeiger. Что касается дебатов в швейцарских СМИ, то это тоже «абсолютно нормально». Дин Вулетич в 2015 году работал в Венском университете, то есть как раз в тот самый момент, когда победа на Евровидении Кончиты Вурст обеспечила Австрии право провести следующий конкурс.

Как Австрия дискутировала о «Евровидении»

«Весь остававшийся до конкурса год все в стране только и дискутировали о том, как его организовать и что это будет значить для международного имиджа Австрии», — говорит историк. Конечно, ультраправые силы резко критиковали Кончиту, но при этом говорилось и о том, что конкурс поможет Австрии избавиться от традиционных ассоциаций этой страны с горами, венским вальсом и Габсбургами. Поэтому Дин Вулетич ожидает, что в Швейцарии в течение следующих 10 месяцев будет происходить процесс, очень похожий на тот, что имел место в Австрии 10 лет назад.

«Конкурс «Евровидение» станет хорошим поводом для этой страны задать себе вопросы типа «чего нам не хватает в плане нашего международного имиджа». Швейцарию ассоциируют с коровьими колокольчиками, Альпами, туризмом, золотом, шоколадом и с часами с кукушкой, изобретенными, кстати, в соседней Германии. Поэтому страна вполне может получить шанс продемонстрировать всё своё культурное и социальное разнообразие — а это как раз та самая дискуссия, которой небинарная персона Немо, победитель конкурса 2024 года, уже сумела придать заметный импульс.

В конечном счете, говорит Дин Вулетич, «Евровидение» вовсе не обязательно является какой-то неодолимой движущей силой социальных перемен, которых столь опасаются его недоброжелатели. «Конкурс любят и диктаторы, и те, кто называют себя „дрэг-квин“, а что касается демократизации общества, то стоит посмотреть на Москву: в 2009 году она провела самое пышное мероприятие за всю историю конкурса, три года спустя с ней уже соперничал Азербайджан, щедро раскошелившийся на проведение своего самого первого международного мега-события. Ни одна из этих стран с тех пор не стала, мягко говоря, образцом гражданских свобод. „Евровидение“ служит скорее громоотводом для политических дебатов и „культурных войн“, оно всегда больше отражало социальные проблемы, нежели влияло на процесс поиска решения этих проблем».