«Советское наследие до сих пор по-настоящему не осмыслено»

В России очень многие не просто не считают себя виновными в преступлениях коммунизма и в развязывании сегодняшней преступной войны, но и не понимают своей ответственности перед лицом прошедшего и происходящего. И пока это так, ни о каких политических свободах речи быть не может. Keystone / Alexander Zemlianichenko

О столетии СССР, об отношении к преступлениям коммунизма на Западе, о национальной вине и роли литературы наш разговор со швейцарским филологом-славистом Анастасией де Ля Фортель.

В ноябре 2022 года в Лозаннском университете и при его финансовой поддержке прошла организованная Кафедрой славистики международная конференция «Столетие СССР: продолжение следует?». В ней приняли участие ученые и исследователи из Швейцарии, США, Германии, Франции, Италии, Чехии, России, Израиля, Украины, Эстонии, Беларуси.

Ее программа включала такие секции как «(Пост)советская культура: фантомные боли империи», «Антропология советскости», «(Анти)советская теория и советская культурная практика», «Условия советского: корни и границы», «Меж- и наднациональное». Об этой конференции и не только мы поговорили с профессором кафедры славистики Лозаннского Университета Анастасией де Ля Фортель.

Родилась в Москве, училась на романо-германском отделении филологического факультета МГУ и в Высшей Нормальной Школе (Париж). С 1998 по 2011 год преподавала русский язык и литературу, теорию перевода, страноведение в Университетах Гренобля, Сорбонны, Марселя, в Парижской Политехнической Школе. Специалист по французско-русским литературным связям эпохи символизма и по современной русской литературе.

А. де Ля Фортель / SWI

Автор двух монографий (Les aventures du sujet poétique. Le symbolisme russe face à la poésie française: complicité ou opposition?, 2010; Пространство маргинальности в современной русской литературе, 2010), педагогического пособия по изучению творчества Н.В. Гоголя (Premières leçons sur “Nouvelles de Saint-Pétersbourg“ de Gogol», Paris: PUF, 1998), многочисленных статей, посвященных различным аспектам русской литературы 19-21 веков.

Основатель научной серии Studia Slavica Lausannensia в издательстве ОГИ (Москва) и серии Memoria et Historia (Седльце, Чехия). Главный редактор (совместно с Романом Мнихом) международного филологического журнала «Миргород». Курировала издание первого полного собрания сочинений О. Мандельштама на французском языке (Ossip Mandelstam. «Œuvres complètes». Paris: Le Bruit du temps, 2018).

Как возникла идея конференции. Какова была ее общая цель, или, так сказать, сверхзадача?

Анастасия де Ля Фортель: Создание СССР оказало огромное влияние на ход всей мировой истории, и нам казалось важным отметить (естественно, не в смысле «отпраздновать») это событие рядом мероприятий. Изначально мы задумывали не только научную конференцию, но и ретроспективу советских фильмов, а также фотовыставку. Но потом началась война против Украины – и все рухнуло.

Стало невозможно представить себе, что в холле нашего Университета будут красоваться фотографии парадов на Красной Площади или же что можно отправиться посмотреть из чисто «археологического» интереса «Кубанских казаков» или «Падение Берлина». То же самое и в отношении конференции – в первые дни казалось, что этому проекту совершенно не место и не время быть, особенно под его изначальным названием «Столетие СССР: от груза прошлого к светлому будущему». Но прошло несколько месяцев, которые позволили хотя бы частично вернуться к привычному модусу научного мышления, связанного с дистанцированием от эмоций и критическим осмысливанием происходящего.

Но если в результате агрессии против Украины поменялся весь внешний контекст, то и смысл самой конференции, да и взгляд на СССР как исторический феномен, должны были полностью поменяться. Как именно это произошло?

Да, мы все-таки решили, что в этой конференции есть смысл, но теперь, разумеется, совершенно иной. Нам показалось важным проанализировать тоталитарное прошлое уже в свете нынешних трагических событий, поговорить о том, как и почему оно стало нашим пылающим настоящим и какие сегодня есть пути и возможности для нейтрализации советского опыта.

Не являясь ни специалистом по советской эпохе, ни историком, но будучи литературоведом и культурологом, занимающимся мемориальными практиками современной русской культуры, я совершенно не согласна с теми, кто говорит, что время обсуждать наследие СССР прошло и что этим надо было заниматься в 90-е годы. Для меня очевидно наличие прямой связи между сегодняшней трагедией и тем фактом, что груз советского прошлого не был проработан в надлежащих масштабах. Поэтому-то и название свое конференция получила иное: «Столетие СССР: продолжение следует»?

Второй день конференции (23.11. 22), Секция «(Анти)советская теория и советская культурная практика». Общая дискуссия: слева-направо – Патрик Флак (г. Фрибур), Сергей Троицкий (г. Тарту), Борис Гаспаров (г. Нью-Йорк), Евгений Добренко (г. Венеция). А. де Ла Фортель / SWI

При этом мы руководствовались стремлением создать такие рамки для анализа и рефлексии, в которых, если следовать формулировке Карла Ясперса, осознание наших различий не мешало бы «через общение пробиваться друг к другу» и вместе «слышать правду». Это особенно важно в ситуации, когда из-за войны напряжение накалилось до предела, а люди в их боли и страдании уже порой просто не в состоянии слышать Другого.

Так что это такое было, СССР? Известный российский писатель, поэт и педагог Дмитрий Быков, например, утверждает, что это был великий модернистский проект. Есть и иное мнение, что СССР просто «проедал» наследие России, накопленное ею до 1917 года, а потом он сразу кончился, как только этот запас оказался полностью «съеденным». Ваше мнение?

Если считать, что все тоталитарные катастрофы 20-го века (я имею в виду итальянский, немецкий и советский тоталитаризмы) были ответом на экзистенциальную угрозу, порожденную главным событием начала столетия – Первой Мировой войной, и что эта последняя была первой войной индустриального модерна, которая поставила на грань выживания целые нации, то в этой перспективе я бы сказала, что СССР был скорее проектом контрмодерна.

В Европе и мире прекрасно знают о преступлениях национал-социализма, но гораздо меньше – о не менее ужасных преступлениях коммунизма. Напомним, что большевики начали строить концлагеря задолго до прихода нацистов к власти. С чем это связано?

Я думаю, что это не совсем проблема незнания, все-таки что касается преступлений коммунизма, много было сказано, написано, описано в разных контекстах и на разных платформах. Поэтому речь скорее идет о недостаточном внимании к этому знанию. Ведь если в отношении фашизма и национал-социализма можно сказать, что в 20 веке идеологии эти глобально потерпели крах, с коммунистической идеологией дело обстоит совсем по-другому.

Возьмем для примера французский интеллектуальный контекст. Вспомним, как сопротивлялся очевидному Андре Жид в своем знаменитом «Возвращении из СССР», как негодовали французские левые интеллектуалы в связи с процессом Кравченко (знаковое судебное разбирательство, состоявшееся в Париже в январе-апреле 1949 года по иску о клевете Виктора Кравченко против марксистской газеты Les Lettres françaises, сыгравшее значимую роль в развенчании романтизации Советского Союза в Западной Европе, — прим. ред.) и как они ополчались на «Архипелаг Гулаг» или же какой взрыв негодования вызвала публикация знаменитой «Черной книги коммунизма», где эксплицитно проводилась параллель между немецким и советским тоталитаризмом.

Anastassia Forquenot De La Fortelle | Uni Lausanne

Многие из тех, кто справедливо считает нацистскую идеологию и ее реализацию человеконенавистническими, в отношении идеологии коммунизма занимают совсем другую позицию. В их глазах она сформировалась на почве идеалов Просвещения, а тоталитарные эксперименты 20 века не смогли полностью ее дискредитировать и уничтожить ее изначальный сияющий ореол. Подобная логика прекрасно отражена в тексте «Призраки Маркса» еще одного французского интеллектуала, философа Жака Деррида, который не скрывает своего разочарования в советском проекте, но при этом уточняет, что не испытал после распада СССР никакого чувства личной утраты: с лица Земли исчезло лишь нечто, «что лишь успело присвоить коммунистический облик».

По его мнению, исчезновение СССР не должно помешать сохранять «верность наследию определенного марксистского духа». В подобной картине мира, когда речь идет о необходимости защитить призрак Маркса от окончательного исчезновения, память о Гулаге оказывается лишена того трагического накала и скорби, которые отличают память о Холокосте.

В известной песне Высоцкого из фильма про Айвенго говорится о том, как важно верные книжки в детстве читать («значит, нужные книги ты в детстве читал»). СССР, а потом Россия всегда гордилась тем, что они были «самыми читающими» странами в мире. Теперь страна, которая вроде бы читала Толстого и Достоевского, ведет преступную войну против Украины, а народ страны в целом поддерживает эту войну. Так, может, пора прекратить читать и заняться политикой, как в Швейцарии?

Этот вопрос обрел особую актуальность сегодня, когда со многих (но, к счастью, не со всех) сторон раздаются призывы отменить русскую культуру. Призывы эти опираются на идею ответственности культуры вообще и литературы в частности не только за то, что творится на бумаге, но и за то, что происходит в реальности. Я тоже не считаю, что литература есть «просто буквы на бумаге». Она способна оказывать огромное влияние на то, что происходит с человеком в реальной жизни. Но при этом я против как абсолютизации, так и идеализации этого влияния.

Сегодняшняя трагедия напрямую связана с тем, что груз советского наследия не был проработан в надлежащих масштабах

Век 20-й явил нам слишком много примеров того, как образованные и начитанные люди творили чудовищные зверства. С другой же стороны, 24 февраля 2022 года стало возможным вне зависимости от того, прочитал ли или нет кто-нибудь из ее идеологов «На независимость Украины» Бродского. А заниматься политикой можно, и продолжая читать. Президент Э. Макрон был ассистентом Поля Рикера, одного из самых влиятельных философов современности, а потом вообще женился на своей учительнице литературы.

Говоря о необходимости прекратить читать и заняться политикой, я имел в виду господствовавшую в 1990 годы на постсоветском пространстве наивную веру в то, что вот сейчас мы издадим все ранее запрещенные книги и заживем, как весь цивилизованный мир. Но пока массы читали Булакова, некоторые отдельные люди занимались «бизнесом». И все-таки создается впечатление, что литература все-таки ничему людей научить не может. Так зачем тогда она нужна, литература? И зачем ее изучать?

Я полностью согласна с Бродским, что искусство вступает с человеком в совершенно особые, личные отношения, обращается к человеку всегда (!) тет-а-тет. Кого-то оно ничему не научит, а для кого-то прочитанная книга перевернет его представления о мире и человеке. Я лично знаю нескольких людей, которые связывали прочтение «Архипелага Гулаг» с одним из важнейших этапов своей духовной эволюции. В перестроечные времена именно литературный текст становился для многих тем первым источником, который обеспечивал доступ к исторической правде о недавнем тоталитарном прошлом. В ситуации же войны роль литературы просто огромна.

Я абсолютна уверена в том, что мы сейчас поставлены в ситуацию, когда вопросы других к нам становятся порой менее важны, чем те вопросы, которые мы можем задать самим себе. Это состояние экзистенциального одиночества перед лицом катастрофы прекрасно описал все тот же Карл Ясперс.

И в этом состоянии, мне, например, очень помогает поэзия, которая, с одной стороны, является формой быстрого, мгновенного реагирования на происходящее, а с другой стороны, наверное, наиболее полно отвечает тому образу искусства как общения напрямую, без посредников, который находится в центре Нобелевской лекции Бродского.

Кстати, именно поэтому я решила завершить нашу конференцию творческим вечером прекрасного поэта Полины Барсковой в надежде, что ее стихи на нашу трагическую злобу дня помогут и нам более продуктивно выяснить отношения с самими собой.

Первый день конференции (22.11. 22), Секция «(Пост)советская культура: фантомные боли империи». Выступление Михаила Маяцкого (Лозанна). А. де Ля Фортель / SWI

А в какой степени литература используется как инструмент пропаганды, предоставляя, например, идеологические модели оправдания войны?

Литература, конечно же, используется как средство пропаганды. Далеко за примерами ходить не нужно. Вся советская литература, весь соцреализм был построен на этом. И в частности — на создании подобных идеологических моделей. В начале 1941 года Главное управление политической пропаганды Красной армии требовало от писателей «задавать тон в военной пропаганде», жалуясь, что «художественная литература бедна в этом отношении». И, как известно, советская художественная литература послушно бросилась выполнять работу над ошибками. И сегодня такие писатели, как Захар Прилепин, занимаются все той же пропагандой, создавая «миф Донбасса», в котором мужественные самоотверженные герои поднимаются на защиту страдающего народа.

Существует ли национальная вина? Должен ли народ России, именно народ, а не царь и не президент, признать и взять на себя вину за войну и преступления коммунизма, как когда-то народ Германии признал за собой вину в войне и преступлениях национал-социализма?

Вопрос о соотношении вины и ответственности — сейчас в центре бурных и яростных дискуссий, порожденных нынешней войной. Сошлюсь опять на Карла Ясперса, который проводит очень четкую грань между двумя этими понятиями. Как граждане государства, мы ответственны за последствия решений и действий, предпринимаемых этим последним. Но это не значит, что каждый из нас автоматически становится морально виновным в «преступлениях, совершенных именем этого государства».

Другое дело, что в России очень многие не просто не считают себя виновными в преступлениях коммунизма и в развязывании сегодняшней преступной войны, но и не понимают своей ответственности перед лицом прошедшего и происходящего. Пока это так, невозможно, к сожалению, говорить ни о каких политических свободах, которые пробуждаются только благодаря знанию каждого человека о собственной ответственности за то, как им правят.

Но означает ли это, что сегодня всех русских надо предать остракизму? Конечно же, нет. Подобного рода логика обвинения всего народа в целом (и здесь опять можно вспомнить Карла Ясперса) не только несправедлива, но и опасна – именно ею руководствовались в своих идеологических построениях все те же национал-социалисты.