Президент МККК Петер Маурер: «Моя должность имеет вес, и это самое важное»

Йемен, 2015 г. Петер Маурер (Peter Maurer) на развалинах зданий, разбомбленных ВВС Саудовской Аравии. Keystone/EPA/Yahaya Arhab

Президентство Петера Маурера (Peter Maurer) в Международном Комитете Красного Креста (International Committee of the Red Cross — ICRC / МККК) было отмечено большим количеством кризисов, включая войны в Сирии, Афганистане и Украине, а также кризис вокруг мусульманского меньшинства рохинджа в Мьянме. В интервью телеканалу SRF Петер Маурер подводит основные итоги: в сентябре 2022 года он покидает свою должность в МККК.

В качестве председателя Международного Комитета Красного Креста Петер Маурер руководил коллективом в составе около 20 тыс. человек, работающих в более чем ста странах мира. Приоритетными странами и регионами для МККК являются Афганистан, Эфиопия, Йемен, Сирия, регион стран Сахеля (Буркина-Фасо, Мавритания, Мали, Нигер и Чад), а после 24 февраля 2022 года приоритетом стала и Украина.

До избрания в октябре 2011 г. на должность президента МККК Петер Маурер много лет работал дипломатом: с 2004 по 2010 год замещал должность Постоянного представителя Швейцарии при ООН в Нью-Йорке. Впоследствии возглавлял Политическое управление МИД. После своего ухода из МККК в конце сентября 2022 года он возглавит Базельский институт управления (Basel Institute on Governance), занимающийся вопросами противодействия коррупции и экономическим преступлениям во всем мире.

Господин Маурер, какие ощущения превалируют у Вас после десяти лет работы на этой должности?

Петер Маурер: Я чувствую большое удовлетворение от того, что мне удалось сделать. И я убежден, что сейчас самое время уйти в отставку. За все это время я познакомился с большим количеством людей и провёл множество интересных бесед и переговоров. Поэтому-то мне еще и немного грустно. Но в целом, я думаю, оглядываясь назад, что мы не упустили ни одного крупного международного конфликта и что для работы МККК в целом это был хороший период времени. 

Внимательно слушать: встреча со спасателем в Израиле, 2013 г. ICRC

Стали ли вы за эти десять лет другим человеком?

Я действительно думаю, что постоянное столкновение с вопиющими последствиями конфликтов, а также их эмоциональное переживание изменили бы любого человека! Особенно когда ты видишь эти последствия снова и снова, и когда ты сам находишься в самом центре событий. Но вот что меня удивило: в какой-то момент я понял, что куда легче переживать все эти кризисы непосредственно на месте конфликта, нежели постоянно сталкиваться с соответствующими визуальными образами в СМИ. 

Просто когда ты сам отправляешься в горячие точки и разговариваешь с людьми, то весь этот ужас приобретает иные пропорции. Менее ужасным все это отнюдь не становится, но ты имеешь возможность лучше анализировать. А когда ты видишь только картинки в СМИ, то твой мозг начинает сходить с ума. Реальный ужас менее ужасен, чем воображаемый ужас.

Ваша работа также заключается в том, чтобы общаться и вести переговоры со всеми сторонами того или иного конфликта. Подобная равноудаленность и беспристрастность часто, однако, подвергается критике. Как вообще возможно контактировать с людьми, причастными к нарушениям норм международного права?

Прежде всего необходимо всех выслушать. Нужно понять: каковы у них мотивы? И как мы, что называется, дошли до жизни такой? Важно проявлять эмпатию к каждой из сторон вооруженного конфликта, пусть даже это порой и очень сложно. Если вы в своем собеседнике видите только человека, нарушающего закон и право, если в ваших глазах он только насильник или террорист, то тогда вы оказываетесь в плену у логики стигматизации. Однако если вы хотите быть действительно нейтральным, заслуживающим доверия посредником, то от такой логики нужно сразу отказываться.

Беседуя со всеми сторонами и пытаясь лучше понять их позиции, можно натолкнуться и на идеи, что могла бы сделать каждая из сторон, чтобы снова начать диалог со своим контрагентом. Однако понять не значит простить. Важно различать эти два аспекта. Подобный подход не всегда оказывается приемлем для международного сообщества, как мы уже видели это несколько раз за последнее время. Все постоянно требуют от вас, чтобы вы заняли какую-то определенную позицию и интерпретируют нейтралитет как отсутствие смелости. Но нейтральность — это как раз тот самый практический принцип, который и помогает нам делать нашу работу.

Есть ли признаки, которые позволяют сделать вывод о том, что все Ваши доводы действительно доходят до сознания вашего собеседника?

В этом смысле наиболее интересны моменты, когда ваш контрагент говорит что-то им самим незапланированное. Когда вы улавливаете появление дополнительного элемента откровенной честности или когда вдруг ваши собеседники делают заявление, основные пункты которого явно не были запланированы в разделе «к возможным вопросам» или не были озвучены на последнем официальном пресс-брифинге. Внезапные эмоциональные реакции указывают на то, что вам начинает удаваться изменить тон и атмосферу диалога. 

Ирак, 2019 г.: Петер Маурер слушает истории семей из Мосула. Ibrahim Sherkhan

А это как раз и есть первые признаки процесса укрепления доверия. Этот процесс также непременно связан с тем, что вы сами стараетесь быть открытым, честным и не стричь всех под одну гребенку. Это вовсе не означает, что я при этом не говорю о нарушениях международного гуманитарного права. Однако я всегда стараюсь всё поместить в правильный контекст. И со временем приходит почти интуитивное понимание, как добиваться такого рода переломов ситуации.

Где этому обучают? Явно не в школах для дипломатов?

Неслучайно дипломатия — это одновременно и профессия, и искусство. Поскольку она профессия, постольку каждый может приобрести в этой сфере определенный набор навыков. Другие же предпочитают действовать инстинктивно, на основе интуиции и настроений, и тут нужен опыт. Необходимо учиться, это путь проб и ошибок. Надо уметь сразу чувствовать, например, что вы неправильно истолковали сложившуюся за столом переговоров атмосферу. В течение последних десяти лет именно этот процесс был самым интересным для меня, но и раньше, когда я был еще дипломатом, приобретение такого рода навыков было для меня приоритетом. Меня это всегда привлекало. Ведь это и есть суть того, что мы стараемся делать в МККК. 

В Вашей памяти наверняка остались какие-то переговоры или консультации, в которых вы сами принимали участие и в которых именно Вы смогли добиться решающего прорыва? 

Без ложной скромности скажу, что таких было немало.

Чего Вы смогли добиться в марте 2022 года на переговорах с министром иностранных дел России Сергеем Лавровым? 

Давайте посмотрим на работу МККК в Украине: в июне мы способствовали первому обмену телами погибших военнослужащих между двумя воюющими сторонами. Мы посетили пленных в тюрьмах на территориях, контролируемых Россией и Украиной. Благодаря контактам с российскими и украинскими властями нам удалось расследовать более тысячи дел о пропавших без вести лицах. Это скромные достижения, если рассматривать проблему глобально. Но и они были бы невозможны без открытости и без созданной атмосферы доверия.

Тем не менее Вас часто публично критикуют за рукопожатия с такими людьми, как Лавров, Асад или Путин.

С этим нам приходится жить! Да и то, как все это воспринимает общественное мнение, для нас и не так уж и важно. Наша цель — изменить к лучшему жизнь пострадавших, как гражданских лиц, так и военнослужащих. Пока такие люди понимают нашу работу и благодарны нам и пока стороны конфликта рассматривают нас в качестве легитимного посредника, для нас этого вполне достаточно.

Москва, 24 марта 2022 года: Петера Маурера резко раскритиковали за это рукопожатие с Сергеем Лавровым. Keystone / Kirill Kudryavtsev / Pool

Я понимаю, что от нас требуют выступать за или против, беря чью-то одну сторону. Но речь в данном случае идёт ведь о двух разных взглядах на мир. В течение десяти лет я был нейтральным посредником. Но это не значит, что у меня нет своих политических взглядов и что я не хотел бы однажды взять и выразить свои мысли ясно и открыто. Но в данном случае речь идет о вполне конкретной функции. А опыт показывает, что функционал президента МККК имеет вполне конкретный вес. И вот это-то как раз и есть самое главное.