Что такое «зеленая» коррупция и как с ней бороться?

Рабочие в Буркина-Фасо разгружают лесовоз с древесиной, купленной непонятно где. Patrick Tombola/laif/Keystone

Коррупция имеет место не только в области экономики или в банковской сфере. Инвестиции в экологические проекты, как выясняется, вовсе не имеют иммунитета в отношении такого зла, как коррупция. Но что такое «зеленая коррупция»? Речь идет о преступных махинациях, оказывающих негативное воздействие на окружающую среду и снижающих степень биологического разнообразия. Одним из первых на эту проблему обратил внимание Базельский институт проблем государственного управления (Basel Institute of GovernanceВнешняя ссылка). 

Эта неправительственная организация специализируется на изучении юридических аспектов противодействия коррупции в мировом масштабе. В частности, одним из важнейших направлений деятельности института является выявление финансовых стимулов и пробелов в законодательстве, делающих экологические преступления возможными и выгодными. Показательно, что теме «зеленой» коррупции были посвящены сразу несколько пленарных заседаний Международной антикоррупционной конференции (IACC), прошедшей в декабре 2022 года в Вашингтоне. Активное участие в этой конференции принял и Базельский институт управления совместно с такими международными НПО, как Transparency International, Всемирный фонд дикой природы (WWF) и TRAFFIC (Программа по изучению торговли дикими животными и растениями). 

Юхани Гроссман (Juhani Grossman) руководит в Базельском институте программой «Зеленая коррупция». Basel Institute on Governance

Вместе они организовали научно-практический семинар для специалистов-практиков с целью активизации кооперации лиц и организаций, специализирующихся на охране окружающей среды в привязке к мерам по противодействию коррупции. Начиная с 2020 года Юхани Гроссман (Juhani Grossman) руководит в рамках Базельского института программой «Зеленая коррупция», курируя изучение и разработку конкретных мер предупреждения фактов коррупции и отмывания преступных доходов, полученных за счет незаконной торговли дикими животными и растениями, вырубки лесов, браконьерства, экологически вредных методов добычи полезных ископаемых и нелегальной торговли ТБО (твердыми бытовыми отходами).

SWI swissinfo.ch: Что и как делает Базельский институт для противодействия «зеленой» коррупции?

Юхани Гроссман: Наша работа в основном направлена на укрепление потенциала института в странах-партнерах. В настоящее время в Латинской Америке, например, мы сотрудничаем с властями Перу и Боливии, а начиная с 2023 года — еще и с властями Эквадора. С недавних пор мы установили плодотворные контакты с властями таких стран, как Уганда, Малави и Индонезия. В целом мы используем триединый подход. 

Его первая составляющая заключается в обеспечении эффективной правоприменительной деятельности и в укреплении потенциала национальных учреждений, на которые возложена задача борьбы с коррупцией и экологическими преступлениями уже после установления факта их совершения. Мы помогаем им отслеживать финансовые потоки, связанные с экологическими преступлениями, и выявлять лиц, извлекающих реальную прибыль от разрушения природной среды. Второй элемент — это прежде всего предупреждение и профилактика коррупции в природоохранной сфере. 

Мы задействуем собственный ноу-хау в области обеспечения соблюдения нормативных требований в области охраны природы и предупреждения коррупции. Наши эксперты помогают укреплять потенциал природоохранных учреждений и предприятий сырьевого сектора, с тем чтобы они могли сами эффективно выявлять и оценивать собственные коррупционные риски. Третья составляющая нашей деятельности заключается в сборе и распространении все еще недостаточных знаний о том, в каких формах коррупция конкретно проявляется в природоохранной сфере. Наши исследования помогают устранить этот исключительно важный пробел.

SWI: Приведите, пожалуйста, какой-то конкретный пример «зеленой» коррупции?

Недавно власти одной из латиноамериканских стран задержали траулер, занимавшийся незаконным рыбным промыслом. Владелец судна заплатил небольшой штраф и тут же продолжил незаконный вылов рыбы. Это был идеально-типический пример того, как во многих странах, в которых мы присутствуем, решаются подобные проблемы. И это вызывает гнев и досаду. В том конкретном случае мы завязали контакты с прокуратурой, с тем чтобы изучить возможность применения именно к этому лицу какие-то дополнительных видов штрафных санкций. 

Мы рекомендовали использовать правовое положение, которая позволяет правоохранительным органам конфисковывать орудия или средства, используемые при совершении экологического или иного преступления — в данном случае это было собственно рыболовное судно. У нас не было необходимости при этом устанавливать виновность владельца или капитана судна в совершении уголовного преступления, что зачастую вообще сделать очень непросто. Единственное, что нам требовалось доказать, так это сам факт использования траулера для незаконной деятельности. Нам удалось это сделать, наложив GPS-координаты рыболовного судна на топографическую карту береговой зоны.

Следующим этапом станет расследование финансовых аспектов, связанных с незаконным промыслом, с тем чтобы выяснить, кто на самом деле получает прибыль от такого промысла и как это происходит конкретно. Не исключено, что в этом случае мы сможем выявить и случаи уплаты взяток чиновникам порта или работникам местного рыбнадзора. А мы знаем, что зачастую вроде бы отдельные незначительные с виду факты осуществления незаконного рыболовства или браконьерства указывают в итоге на наличие хорошо организованной и разветвленной преступной сети, в рамках которой местные чиновники, а иногда и государственные должностные лица «с самого верха» вступают в сговор с целью получения нелегальных доходов.

SWI: Значит ли это, что масштабы «зеленой коррупции» и экологических преступлений продолжают увеличиваться?

Точно измерить эти масштабы и сказать, так ли это, довольно сложно. Но мы точно знаем, что масштабы инвестиций в проекты по адаптации обществ к новым природным условиям и по сохранению биоразнообразия увеличиваются. А значит, можно предположить, что увеличиваются и масштабы коррупции, и что они будут увеличиваться и дальше, если только мы не возьмем ситуацию под контроль. Похожая картина наблюдается с повышением спроса на так называемые «переходные металлы» (медь, хром, железо).

Они необходимы для функционирования возобновляемых источников энергии и важны для транспорта и цифровых технологий. Они также применяются в области ВПК. Все это делает задачу профилактики и предупреждения коррупции в горнодобывающей промышленности особенно важной. Можно ли сказать, что количество уголовных дел, возбужденных в связи с экологическими преступлениями, растет? Да, и это на самом деле очень хорошо, потому что правительства и прочие международные субъекты, включая благотворительные и гуманитарные организации, начинают куда серьёзнее, чем раньше, относиться к проблеме «зеленой» коррупции. 

SWI: То есть по факту страны глобального Юга просто расплачиваются за экологические прегрешения развитых стран глобального Севера?

Частично это и в самом деле так, но реальная картинка куда сложнее. Как правило, инициаторами незаконной торговли природными ресурсами с развитыми странами глобального Севера выступают как раз богатые ресурсами, но экономически неразвитые страны глобального Юга. И от ухудшения состояния окружающей среды страдают прежде всего именно они. При этом многие цепочки поставок идут не только с юга на север, но и с юга на восток или с севера на юг. Таков, например, экспорт ТБО. Преступные синдикаты, действующие в странах глобального Юга, активно участвуют в этом незаконном бизнесе, и это именно они организуют и прокладывают глобальные торговые маршруты. Возможно, мы на Севере и в самом деле потребляем большую часть незаконно торгуемых сырьевых товаров, и наш спрос, конечно же, рождает предложение. Но в реальности, еще раз, это уравнение выглядит намного сложнее.

SWI: Расскажите о коррупции в секторе переработки и утилизации отходов. Во что «зеленая» коррупция обходится глобальной экономике?

Часть отходов, официально перерабатываемых на Западе, на самом деле там не перерабатывается. Вместо этого ТБО нелегально отправляют в развивающиеся страны, используя взятки или хорошо разработанные преступные схемы незаконной торговли отходами, как это делают организованные преступные группировки в Италии. В бедных странах Юга отсутствуют жесткие правила и нормы хранения и утилизации отходов, а там, где они есть, правоприменительная практика требует, мягко говоря, серьезного совершенствования. К сожалению, ограничения на импорт ТБО часто можно эффективно обойти с помощью элементарных взяток.

Оценки в плане убытков могут быть самые разные. Речь может идти о незаконных финансовых потоках, связанных с эксплуатацией природных ресурсов, на десятки и сотни миллиардов долларов ежегодно. Звучат призывы четко и громко озвучивать финансовые показатели, связанные с негативным воздействием на природу экологических преступлений, с тем чтобы общество и власти воспринимали эти проблемы всерьёз. Проблема только в том, что конкретную финансовую стоимость такого ущерба определить очень сложно. Сегодня эксперты всё чаще пытаются оценивать экологический ущерб, используя какой-то «всеобщий эквивалент». Но на данном этапе таких широкого распространенных «эквивалентов» у нас нет, следствием чего является тот факт, что имеющиеся финансовые оценки скорее являются консервативно-минимальными, а то и вообще заниженными. И именно поэтому сейчас экологическая преступность не является приоритетным видом преступности. 

SWI: Какой характер носят коррупционные риски в сфере возобновляемой энергетики?

В проектах в области использования возобновляемых источников энергии скрыта масса коррупционных рисков и возможностей для злоупотреблений, что связано со значительными инвестициями, осуществляемыми в этой области. Например, проекты, связанные с солнечной и ветряной энергетикой, носят на себе родовые коррупционные пятна, в целом присущие технологическому сектору. Коррупционные риски, которыми сопровождается торговля редкоземельными металлами и химическими элементами, необходимыми для технологической разработки этих проектов, оказываются сродни коррупционным рискам, характерным для горнодобывающей отрасли. 

SWI: Каковы на ваш взгляд наиболее успешные антикоррупционные стратегии в области охраны окружающей среды?

Еще два с половиной года назад никто почти вообще не занимался этими вопросами, за исключением нашей программы «Прицельное противодействие коррупции в сфере торговли природными ресурсами» (Targeting Natural Resource Corruption — TNRC). Теперь же мы видим огромную заинтересованность со стороны как природоохранного, так и антикоррупционного сообщества, так что нам удалось даже уже создать целый пул специалистов-практиков. Эта тема вызвала огромный интерес и в ходе Международной антикоррупционной конференции, прошедшей в Вашингтоне в декабре 2022 года. Конечно, всё это радует, но это только начало, поэтому давать какие-то оценки ещё слишком рано.

В правоприменительной практике перспективным является подход «следуй за деньгами», который позволяет не только отследить и выявить источник средств для незаконной деятельности, но еще и выйти непосредственно на боссов ведущих преступных организаций. До сих пор они редко когда попадали в поле зрения правоохранительных органов, и мы хотим помочь изменить сложившуюся ситуацию. Конфискация технических средств, используемых при совершении преступления, как в случае с тем рыболовным судном, либо незаконных доходов является очень разорительным ударом по преступным синдикатам и при этом относительно простым в организации способом противодействия организованному криминалитету. 

Что касается выявления и профилактики коррупции, то сегодня наиболее перспективным и наименее разработанным направлением, с моей точки зрения, является создание систем, укрепляющих институциональный антикоррупционный иммунитет природоохранных учреждений и государственных предприятий сырьевого сектора. Именно поэтому мы работаем в тесном сотрудничестве с организациями по охране окружающей среды в тех же Перу, Малави или Индонезии. Там уже понимают, что общество сможет справиться с коррупцией в природоохранной сфере, лишь при условии совершенствования механизмов надзора, контроля, выявления и регулирования собственных коррупционных рисков.