Долгая дорога из колонии Шабо на родину в Швейцарию

Оскар Цвикки родился 23 сентября 1930 года в швейцарской колонии Шабо, недалеко от Одессы, нынешняя Украина. swissinfo.ch

Оскар Цвикки родился в бывшей швейцарской винодельческой и сельскохозяйственной колонии Шабо — на территории современной Украины, тогда это была Российская империя. Во время Второй мировой войны ему пришлось бежать со своей родины, будучи десятилетним ребёнком. Шесть лет длилось его хождение по мукам, он исколесил всю Европу, пока ему и его семье не разрешили въехать обратно в Швейцарию. Оглядываясь назад на насыщенную событиями жизнь, он вспоминает...

Солнце отражается в водах озера Валензее (Walensee) горные вершины поднимаются в светло-голубое небо. Урси Биггер уже ждет нас. Рядом с ней в машине сидит ее отец Оскар Цвикки, ему сейчас 91 год. Он приветствует нас широкой улыбкой. Мы едем примерно десять минут в гору до городка Обертерцена (Oberterzen) в кантоне Гларус. Там живет Урси, дочь Оскара Цвикки. Патриарх идет впереди первым к дому. С тростью в руке он в мгновение ока взлетает на второй этаж, там нам подают кофе и пирожные. Мы все вместе усаживаемся за стол, и Оскар Цвикки начинает рассказывать.

Как его семья оказалась в Шабо

«Мой прадед Иоганн Генрих Цвикки эмигрировал в Шабо в 1822 году, присоединившись к экспедиции своего тогдашнего работодателя Луиса Винсента Тардена из города Веве. По прибытии на место ему выделили 60 гектаров земли и четыре гектара виноградников. В швейцарской колонии было много свободного места. Дома находились на расстоянии не менее 100 метров друг от друга. Моему прадеду было 28 лет, он был холост. Ему не разрешали обрабатывать свою землю, потому что неженатым людям там это не разрешалось. То есть он был землевладельцем, но ничего не мог с ней делать. 

В праздничные дни на церкви разрешалось вывешивать швейцарский флаг. Фото 1922 года. DR

Однако он был хорошим садовником и начал работать у губернатора Крупенского в Одессе (Матвей Егорович Крупенский, 1775–1855, бессарабский вице-губернатор в период с 1816 по 1823 год, статский советник, — прим. ред.). Позже Иоганн Генрих Цвикки отправился в Крым, в Цюрихталь, другую швейцарскую колонию. Там он помогал фермерам, работал на виноградниках и в садах. В Крыму он встретил свою жену-немку, у них родилось четверо детей. Одним из них был мой дедушка. В какой-то момент семья переехала обратно в Шабо, где — поскольку он теперь были женаты — они теперь могли сами обрабатывать свою землю. 

Мой отец и родился там. Я там тоже родился. В бывшей Бессарабии. В колонии у нас было 900 швейцарцев. Но в регионе жили еще и сотни тысяч немцев. В Шабо мы говорили на швейцарском немецком языке. Тут вообще смешивались и швейцарский диалект, и литературный немецкий, и другие языки, такие как французский. Утром в школе мы говорили либо по-русски, либо по-румынски — в зависимости от того, кто в то время оккупировал этот регион. Я очень хорошо помню, что первые три года в школе мы утром говорили на румынском, а после обеда — на немецком. 

По праздникам нам разрешалось вывешивать швейцарский флаг в церкви. Но только в церкви! На нашем собственном доме мы должны были вывешивать флаг той страны, которая в то время оккупировала Бессарабию. У нас всегда был священник из Швейцарии, который должен был говорить по-немецки и по-французски. Кроме сахара и соли или рыбы, которые нам приходилось время от времени ездить и покупать, мы были вполне в смысле экономики самодостаточны. У нас было много овощей. Даже крупный рогатый скот и свиньи. Они тоже могли есть овощи. У меня остались довольно хорошие воспоминания о жизни в колонии.

«Полна коробочка»

Затем началась Вторая мировая война. Поначалу тут все было спокойно. Но потом немцы сказали, что, мол, мы забираем всех людей отсюда. У нас не было выбора, кроме как присоединиться к немцам и уехать из колонии. Мы уехали около полудня в июне 1940 года. Многие события тех времен снова всплыли в памяти из-за войны в Украине. Больно, что теперь там все снова разрушается. Мы отправились поначалу в Галац (Galați), это Румыния, с лошадью и телегой, все вместе, мой отец, моя мать, мой сводный брат, три брата и сестры и я. Мне было десять, я был самым старшим после своего сводного брата. Один корабль за другим увозил людей по Дунаю в Земун (нем. Semlin, венг. Zimony, — ныне район Белграда, — прим. ред.). 

От Черного моря до Швейцарии: семья Цвикки провела шесть лет в дороге во время Второй мировой войны, пока им, наконец, не разрешили въехать обратно в Швейцарию. swissinfo.ch

Мы тоже уехали. После недели в фильтрационном лагере мы отправились на поезде в Чехию, где пробыли год, там у нас родилась сестра. Мы нашли первое временное убежище в пустом здании фабрики. Нам давали еду, мы могли ходить в школу. Отец должен был идти на работу вместе с другими мужчинами. Мы там не имели права жить бесплатно. Но для нас все было организовано. «Вы сможете обратиться за паспортами после войны», — сказали швейцарские власти. «Швейцария сейчас все равно переполнена, полна коробочка, так сказать. Мы никого не впустим». Так что нам действительно пришлось ждать, пока закончится война. 

А вот если бы наши предки подумали о необходимости регулярно продлевать свои паспорта, то мы могли бы руки в ноги и сразу домой поехать. Но из девяти сотен человек швейцарцев в Шабо таких умных оказалось максимум человек десять. Остальным пришлось ждать. И повиноваться. Немцам, которые постоянно перевозили нас с места на место. Шесть долгих лет. Мы, швейцарцы из Шабо, могли более или менее всегда оставаться вместе. Мы договорились, что если нас разлучат, то мы все снова встретимся в Клагенфурте, в Австрии, после войны. И так оно и получилось.

Еды чтоб всегда хватало…

У моей матери в ходе нашего многолетнего путешествия обратно в Швейцарию — в моих глазах это было именно путешествие, а не побег — всегда была одна забота, чтобы у нас всегда было достаточно еды. И если мы попадали в какой-то переплет — а это случалось несколько раз — то, по крайней мере, у нас всегда было достаточно продуктов. И поэтому одно большое место багажа, которое было разрешено, у нас было заполнено не одеждой, а едой. Но мы никогда не испытывали большой нужды. Не то что сейчас мы видим в Украине. Нам очень повезло.

Оскар Цвикки (крайний слева) со своей семьей в бывшей Чехословакии. Ursi Bigger

После Чехии мы из-за немцев попали в Словению. Здесь мы остались на три года, здесь родился мой брат, а мой сводный брат умер от аппендицита. В 1945 году немцы привезли нас в Австрию, в город Клагенфурт. И вот тут наконец-то мы смогли подать заявление на получение швейцарского паспорта. Война была закончена. В течение шести лет вся наша семья находилась в напряжении. Куда дальше? Нужны мы вообще кому-то? Нам все равно больше не разрешалось даже и мечтать о Шабо, там теперь были русские и нам бы грозила депортация в Сибирь.

В Клагенфурте мы встретили одного швейцарского производителя товаров из кожи, который сообщил в Швейцарию, что теперь здесь много швейцарцев. И вот он устроил так, что мы получили с родины такую специальную посылку с печеньем и шоколадом, она предназначалась для зарубежных швейцарцев. Прошел ровно год, и вот мы получили наши документы, это было 12 июня 1946 года. За это время у меня родился еще один брат. Мы хотели отправиться домой как можно быстрее. Нас погрузили в товарный вагон, в котором возили скот, и повезли в Швейцарию.

«Тут жить невозможно» 

Мы прибыли в пограничный город Сент-Маргретен в 9 часов утра. Затем последовал месяц карантина. Затем нас отвезли в регион Пеллеран (Le Mont-Pèlerin) на Женевском озере. Мой отец и дядя зарегистрировались в нашей родной общине в Обстальдене (Obstalden) в кантоне Гларус. Особенно, правда, радоваться они не могли. «Там жить невозможно. На этой горе. Здесь ничего не растет». Они-то привыкли на равнине фермерствовать. Поэтому они решили махнуть в Базель. Но тут вмешались моя мама и тетя. Они вместе ездили в Обстальден и женщинам там понравилось. «Не болтайте ерунды, все тут растет: и фруктовые деревья, и овощи…». 

Так мы приехали в Обстальден. В мой 16-й день рождения 23 сентября во второй половине дня в три часа дня. Община угощала нас сосисками сервела и круассанами. В деревне нас приветствовали как русских. Даже 20 лет спустя нас все еще считали русскими. Тем не менее мы быстро подружились с местными. Мой отец вскоре смог содержать нас даже без социальной помощи. Он устроился на бумажную фабрику. В Швейцарии к нам потом присоединились три брата и сестра.

Удары судьбы в Швейцарии

Все эти годы на обратном пути в Швейцарию я все-таки время от времени понемногу посещал школьные занятия. Но образованием у нас явно пренебрегали. Учителя все были на фронте, поэтому нас учили старики. Вернувшись в Швейцарию, я хотел было пойти в школу, но мне было 16 лет, я считался взрослым. Позже я прошёл учебную стажировку в качестве механика. Через несколько лет сдал экзамен на мастера. У меня всегда было много проблем с учебой — но я справился.

В 1952 году я женился. У нас было четверо детей, дом и собственный бизнес по производству постельного белья. Нам было хорошо вместе. Но двое моих сыновей умерли, когда им было 25 и 26 лет. Их неправильно лечили после гриппа, в итоге были поражены почки. Врач говорил, что ничего не знает и этих парней он-де вообще не лечил. В течение семи лет моя жена ухаживала за ними обоими. Диализ, трансплантация — ничего не помогло. Это были очень, очень трудные времена.

Два года назад моя жена умерла в возрасте 88 лет. Сейчас мне 91 год, и после 68 лет брака я сижу снова один в своей золотой клетке. Но то, что мне судьба позволила дожить до таких седин, — это просто подарок. Я регулярно встречаюсь со своими братьями и сестрами. Восемь из одиннадцати до сих пор живы. У меня также есть шесть внуков и четыре правнука. В доме престарелых все так красиво, слишком красиво. Там я просто не знаю, чем бы заняться».