«Русификация как инструмент ассимиляции имеет долгую традицию»

История России как колониальной империи на Западе никому не известна. Keystone / Maxim Shipenkov

«История России — это история страны, которая колонизируется». Этот тезис великого историка Ключевского сегодня актуален как никогда. Историю колониального подчинения Москвой областей от Днепра до Алеутских островов еще предстоит написать с новой точки зрения, учитывающей агрессию против Украины. 

Зверства, совершенные в Буче, вполне вписываются в жесткости, совершавшиеся российскими имперскими колонизаторами в отношении Новгорода, государств Средней Азии и автохтонного населения Сибири, Колымского Края, Чукотки и Дальнего Востока. Однако история России как колониальной империи на Западе никому не известна. Этот образ во многом не вписывается в клишированный миф о «загадочной русской душе». Об этом и о многом другом мы разговариваем с историком Ботакоз Касымбековой (Botakoz Kassymbekova), работающей в Университете Базеля. 

Когда Россия начала войну против Украины она начала получать массу обращений с просьбой прояснить тот или иной аспект ситуации, складывающейся в связи с первой после 1945 года в Европе полномасштабной войной на фронте протяженностью более тысячи километров. Сказались прошедшие 15 лет, когда в Швейцарии и в Западной Европе в целом все решили, что изучать Восточную Европу больше не надо. Сегодня видно, что такое решение было огромной ошибкой. 

Историк Ботакоз Касымбекова (Botakoz Kassymbekova) работает в Университете Базеля. unibas.ch

И теперь специалисты из этой области просто нарасхват, в том числе и эта уроженка Казахстана, которая занимается в Базельском университете исследованием истории российского империализма и колониализма последних 200 лет. Эта тема сегодня важна и не только с исторической точки зрения, если учесть, что в среде даже российской оппозиции ведутся споры о том, кто есть такой «имперец» и можно ли (нужно ли, допустимо ли) отделять Россию «Пушкина и Чайковского» от России Суворова, подавлявшего польское восстание в 1794 году, или Ермолова, «усмирявшего» Кавказ.

SWI swissinfo.ch: После вторжения в Украину Россия пытается особенно активно укрепить и расширить свое влияние за пределами Европы — утверждая, что у нее, мол, нет колониального прошлого. Более того, Москва подчеркивает, что именно она и возглавляла антиколониальную борьбу угнетенных народов в 20-м веке, помогая таким образом им добиваться свободы. А так ли это?

Ботакоз Касымбекова: На политическом уровне это в какой-то степени неплохо работает. Во многих странах имеется латентный антиамериканизм, и тут Россия всегда рада подбросить своих аргументов. Кроме того, часто государства, к которым за поддержкой обращается Путин, все еще хранят воспоминания о своей колониальной истории — особенно это касается стран на африканском континенте, там, где Россия пытается укрепить свое влияние.

Вы упорно называете Россию колониальной державой. В каком смысле?

Этнические русские были и остаются доминирующей и привилегированной категорией в России, и это положение сохраняется со времен царизма вплоть до наших дней. В 1945 году Сталин назвал русский народ «наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза». Владимир Путин классифицировал его в 2020 году в качестве «государствообразующего народа». 

Русификация как инструмент политики ассимиляции имеет долгую традицию, связанную с миграционными потоками, имперской языковой политикой и, как следствие, с актами насилия. До революции 1917 года Россия всегда позиционировала себя в качестве гордой европейской колониальной державы. Ее завоевательные войны были кровавыми, их репрезентация стала неотъемлемой частью русской колониальной культуры. Александр Пушкин с гордостью рассказывал о русском насилии на Кавказе, его поэзия сыграла важную роль в закреплении колонизированного Крыма в русском национальном воображении.

Колониальные инструменты Российской империи также включали в себя ликвидацию или коррумпирование местных институтов традиционной власти с целью ослабления их общественных позиций, не говоря уже о запрете на использование языков коренных народов и о продвижении местной элиты, лояльной России. Эта политика продолжалась и при большевиках: нерусские народы изображались как отсталые, русские поселенцы прославлялись как носители высокой культуры.

Как эти колониальные практики проявляются сейчас в войне против Украины?

Сегодня действует правило «я лоялен государству, и поэтому я русский». Быть русским при Путине — это имперская категория, которая требует отдать жизнь за империю. Показательно, как сегодня предпринимаются особые попытки, особенно среди меньшинств, мобилизовать и мотивировать мужчин идти на войну: неожиданно эти граждане, которые всегда были гражданами второго сорта, стали русскими, обязанными пожертвовать собой ради родины.

«Апофеоз войны» (1871 год) — картина русского художника Василия Васильевича Верещагина. На раме сделана надпись: «Посвящается всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим и будущим». Входит в состав его известной «Туркестанской серии» полотен. Creative Commons

Идея так называемого «Русского мира», которая была разработана в Москве в начале девяностых, то есть еще до Путина, исходит из того, что все этнические русские в соседних странах — а также во всем мире — имеют некое родство с Россией, и уже тогда Кремль намеревался использовать их для оказания политического влияния. Позже эта имперская конструкция эволюционировала в сторону стремления приписать России некую особую роль в переустройстве мира и защите «традиционных», то есть антизападных ценностей.

Эта идея направлена на экспансию и на глобальное влияние, она сводит на ноль государственный суверенитет в предполагаемой зоне российского влияния. Она также направлена против идеи нации как политической конструкции, основанной на демократической легитимности, генерируемой посредством конституции и выборов. Вместо этого на первое место выдвигается культурная, религиозная и языковая принадлежность к «Русскому миру», она и преподносится как основополагающая константа.

Ну а какую конкретно роль в рамках этой идеи играет все-таки агрессивная война России против Украины?

Украинцы на ее основе интерпретируются в качестве «естественной» части российской истории и культуры. Вполне логично, что в России агрессивную войну называют «спецоперацией»: мы ведь не можем воевать против своего же братского народа, мы просто проводим операцию по воссоединению этих народов. Путин сам ведь постоянно подчеркивает, что украинцы не враги, а братья, которых просто Запад ввел в заблуждение.

Похоже, этот нарратив вполне работает для внутренней российской аудитории. Есть ли тут какие-либо признаки того, что ситуация скоро как-то изменится?

Дискуссию о колониальном прошлом и настоящем России можно еще вести в Украине, Казахстане, Грузии или Кыргызстане, потому что там есть хотя бы какие-то зачатки гражданского общества. Но в России? Сейчас там обсуждать этот вопрос сложно даже не только из-за войны, но еще и потому, что сами российские интеллектуалы порой не заинтересованы в этом. Что объединяет путинский режим, либеральную оппозицию и интеллигенцию, так это идея о том, что россияне сами в первую очередь являются жертвами. 

Они жертвы либо иностранного влияния, либо путинского режима. Интервью, которое президент Украины Владимир Зеленский дал российским оппозиционным СМИ сразу после начала войны, было очень в этом смысле знаменательным: журналисты в своих вопросах скорее выражали беспокойство о судьбе солдат российской оккупационной армии и о предполагаемой «русофобии». Украинские же жертвы и масштабное вторжение, которое представляло собой нарушение всех ранее действующих внешнеполитических табу, их интересовали в куда меньшей степени.

Среди этнических русских очень непопулярна такая антиколониальная самокритика, она даже воспринимается ими в качестве предательства России. Чтобы быть популярным в России, нужно поддерживать нарратив жертвенности и скрывать тем самым фактор колониализма. В противном случае русским пришлось бы разделить власть с нерусскими, признать их равными и позволить им участвовать в поддержании и развитии политического, экономического и интеллектуального богатства этой страны. Однако в их глазах тогда это будет восприниматься как потеря, поскольку российские цветущие метрополии получают прибыль именно от сырья, украденного на колонизированных ими территориях.

Какой страной является сегодняшняя Россия?

Это диктатура без свободы слова, независимых СМИ или критически настроенного гражданского общества. Кроме того, это колониальная империя, которая с самого начала подавляла национальные движения освобождения, что наиболее явно проявилось в Чечне в 1990-е годы. После Чечни преследованиям и ограничениям прав подвергались и другие автономные области — например, Татарстан, Башкортостан или Калмыкия. Права автономий урезались шаг за шагом, но это никак не регистрировалось интеллектуалами в Москве и Санкт-Петербурге — или, по крайней мере, с их точки зрения, все это не считалось достаточно важным. 

Затем началась война в Грузии, потом был аннексирован Крым, а теперь мы имеем попытку завоевать всю Украину — в России сейчас тесно переплелись диктатура, колониализм и завоевательные войны. Для людей в метрополиях — в той же Москве — все это долгое время не было какой-то проблемой. Но вот чего они не учитывали, так это того, что Ханна Арендт называла «имперским бумерангом»: когда угнетение колоний становится системой, оно в итоге прилетает обратно в метрополию. Сейчас мы это видим все более и более отчетливо.

Насколько нападение России на Украину открыло для широкой общественности имперский характер этой страны?

Безусловно, сейчас на эту тему в стране ведутся дискуссии, которые раньше было не так-то просто вести. Сразу после распада Советского Союза возникла необходимость заново «рассказать» Россию, закончить, так сказать, холодную войну. На протяжении десятилетий русских в западном обществе «демонизировали», теперь же речь зашла о том, чтобы снова увидеть в них людей. Это было вполне законное стремление. Западные же исследователи, которые в самом начале предупреждали о традициях российского реваншизма, были раскритикованы в качестве «воинов холодной войны» и алармистов. А между тем некоторые из них довольно-таки точно предсказали направление, в котором будет развиваться страна.

Какова конкретно доля вины западной исторической науки?

Разумеется, историки существуют не для того, чтобы предсказывать будущее. Но мы все равно должны задать себе вопрос об ее ответственности, потому что иначе мы будем продолжать совершать одни и те же ошибки. Западное внимание всегда было сосредоточено в первую очередь на Москве и Санкт-Петербурге, обмен мнениями происходил почти исключительно с учёными из метрополий. Таким образом утвердились нарративы, ориентированные только на Россию, которые часто неправильно понимали её или изображали в виде жертвы. 

Представители бывших колонизированных регионов практически никогда не имели возможности высказаться. В западных университетах и аналитических центрах сотни российских учёных пишут о России, но там почти нет учёных с Кавказа, Украины, Беларуси, Молдовы, из Средней Азии и автономных национальных республик в составе Российской Федерации. Более того, часто, когда ученые из этих республик писали критические статьи о России, их просто отвергали как националистов.

К тому же практически все архивы сейчас находятся в Москве или в Подмосковье. Все исторические исследования все также зависят от Москвы. Поэтому необходимо ввести в оборот и советские архивы в Тбилиси, Риге и Бишкеке. Невозможно до конца понять историю колонизации Средней Азии или Сибири, не учитывая историю стран Балтии — и наоборот.

Как раз этой теме посвящено наше интервью с ученой из Университета Лозанны Анастасией де Ля Фортель. Читайте ниже в материале по ссылке: