Три новых швейцарских романа на русском

«Воля народа» — незабываемое путешествие в Швейцарию будущего. Алетейя

Эта осень ознаменовалась появлением новых — и долгожданных! — переводов на русский язык трёх романов известных писателей Конфедерации. Одни из них уже вышли в свет и продаются в книжных магазинах, другие готовятся к публикации и появятся на полках в самое ближайшее время.

Драматурга Лукаса Берфуса неплохо знают в России — его пьесы «Сексуальные неврозы наших родителей», «Тест», «Путешествие Алисы в Швейцарию» были переведены на русский язык, а в московском «Центре драматургии и режиссуры» Алексея Казанцева и Михаила Рощина поставлены на сцене. Уроженец Туна, Берфус сразу после школы принялся «овладевать рабочими профессиями»: был арматурщиком, садоводом, продавцом книг и так далее, но в 1997 году начал писать пьесы и довольно быстро добился признания. 

Сегодня Лукас Берфус — штатный драматург цюрихского «Шаушпильхауса», преподаватель Бильского литературного института, знаменитой «кузницы творческих кадров», лауреат, номинант и стипендиат самых разных литературных и театральных премий (среди них — Культурная премия города Тун, Литературная премия города Берн и т.д.), а также сооснователь театральной группы «400 asa» в Цюрихе. Лукас Берфус ещё и успешный прозаик, что с драматургами случается не так уж часто (как, впрочем, и наоборот), его роман «Сто дней» был опубликован издательством Wallstein в 2008 году, а новелла «Мёртвые мужчины» увидела свет благодаря усилиям издательства Suhrkamp десятью годами ранее. 

В 2018 году на русском языке вышел перевод нового романа Лукаса Берфуса «Hagard». Издатель Игорь Савкин (Алетейя) и переводчик Татьяна Набатникова решили, что для русской версии необходимо подобрать другое название уже в силу той причины, что ни в немецком языке, ни в русском такого слова нет. Есть версия, что Hagard — это слово из французского жаргона, переводящееся как «Морок». По другой версии, так называется сокол, пойманный для охотничьих целей, но так до конца и не поддавшийся дрессировке…

Главный герой сам себя не знает и не понимает настолько, чтобы объяснить своё внезапное решение бросить всё ради фантома чем-то другим, кроме как любовью. Arsis Books

Это очень важная метафора, к которой мы ещё вернёмся, а пока скажем пару слов о русском названии книги — «Безбилетник». По мнению переводчика, оно точно соответствует «человеку, который выпал из аккуратной добропорядочной системы, тем более что герой и впрямь ездит на электричке без билета и удирает от контролёров, теряя на ходу ботинок». Оформление обложки тоже удачное — на переплёте мы видим почти исчезнувшего, на наших глазах испаряющегося человека, погнавшегося за миражом и самого теперь ставшего миражом… В общем, российские издатели сделали всё, что могли, для того, чтобы книга швейцарского писателя вызвала интерес у российских читателей.

Берфус — прежде всего драматург, и это ощущается в прозе, что называется, на каждом уровне. Он выстраивает сюжет так, что зритель (то есть, простите, читатель), следит за ним неотрывно: здесь даже авторские размышления подчинены драматургическим законам и не воспринимаются в качестве «воды», налитой для объёма. Кстати, по поводу объёма. Было бы точнее (или честнее), как мне показалось, назвать этот текст не романом, а повестью, новеллой или даже рассказом. Всё-таки пять листов для романа — маловато, да и сюжетная линия, по большому счёту, здесь только одна…

Татьяна Набатникова, переводчик книги, считает, что эта история — «о том, как человек по-дурацки выглядит, когда он внезапно влюбился. И сам не понимает, что с ним происходит, и забывает всё на свете». Мне же показалось, что «Безбилетник» — совсем про другое. Филип, главный персонаж книги, тот самый не поддающийся дрессировке «безбилетник», идёт по городу вслед за незнакомой девушкой не потому что он внезапно влюбился — а потому, что он, как любой другой человек, — любой из нас! — сам себя не знает и не понимает настолько, чтобы объяснить своё внезапное решение бросить всё ради фантома чем-то другим, кроме как любовью. Она, как известно, всё покрывает и оправдывает, вот и мы ею всегда и оправдываемся. Даже когда никакой любви нет.

Девушка в туфлях сливового цвета (именно их Филип замечает в первую очередь, а вот лица своей незнакомки он не видит — но разве лицо имеет значение, если речь идёт о мираже?) легко и просто изымает Филипа из его обычной, размеренной жизни успешного бизнесмена, и всего через сутки он приходит к своему полному краху. Вообще это, к слову, популярный мотив в современной европейской прозе, персонажи которой, уставшие от рутины и бессмысленности своего существования, уставшие от страха и притворства, пытаются в одночасье изменить свою жизнь при помощи какого-нибудь неожиданного поступка, такого, например, как бросить все свои дела (а также близких людей, ведь у героя есть сын) и отправиться на поиски счастья, поиски смысла, поиски правды о самом себе. Голос автора, рассказывающего нам историю Филипа, — это по сути его альтер эго.

Филип, вне сомнений, тот самый «друг», злоключения которых мы пересказываем психотерапевту, чтобы получить квалифицированный совет. Нормальная такая европейская история, можно сказать, стандартная для нашего времени: желание вырваться из клетки, в которую тебя загнали общество, традиции, цивилизация и так далее. Пуститься на поиски синей птицы в лиловых туфельках… Читатель должен отнестись к этому порыву — реализованному к тому же, — с пониманием, сочувствием и жалостью, но здесь есть одно очень важное «но». Как бы ни достала нас повседневная жизнь, изменить её одним махом имеет право лишь тот, кто не отвечает за близких — слабых, старых, малых, больных.

Лукас Берфус прежде всего драматург, и это ощущается в его прозе на каждом уровне. Keystone

У Филипа, повторюсь, есть маленький сын, который находится под присмотром няни-надомницы, нелегалки. И вот об этой няне герой беспокоится куда сильнее, чем о собственном ребёнке — автор лишь вскользь упоминает о мальчике, а Филип не вспоминает его вообще. Он начинает чувствовать себя живым, преследуя незнакомую девушку и теряя, как фигуры в шахматах, одно своё преимущество за другим. 

Происходит это стремительно — слой цивилизации оказывается тоньше фальшивой позолоты. Вот в этом, как мне кажется, и состоит главное достоинство романа — автору важнее рассказать о том, как близок каждый из нас к перемене своей участи, и о том, с каким упорством мы оправдываем свои заблуждения, чем рассказывать о будто бы любви к случайной незнакомке, первой встречной, пусть она и неземной красоты и в туфельках сливового цвета.

Птица, не поддающаяся дрессировке, — это не сам Филип, не «голос автора», не загадочная безликая девушка, а тот неумолимый фатум, что ни капельки не изменился с античных времён. И всё же Филип хотя бы попробовал пойти следом за своим желанием, а некоторые из нас так и проведут всю жизнь в любимой и ненавистной клетке, из которой лишь один выход — на чужой балкон с крыши, через разбитое стекло.

Йонас Люшер «Крафт»

Москва, Arsis Books, 2018, перевод с немецкого Святослава Городецкого

Пока новый роман Йонаса Люшера переводили на русский, он успел получить «Швейцарскую книжную премию» и собрать, что называется, неплохую прессу. Swissinfo подробно писал как об этой премии, так и о самом романе «Крафт», названном жюри «актуальным текстом с глобальным взглядом на действительность, написанным с невиданной языковой мощью», поэтому сейчас сосредоточимся именно на русском переводе этой книги — и на том, какие чувства она может вызвать у русского читателя.

Мир науки, учёных — как настоящих, так и дутых, самозваных — Йонас Люшер знает не понаслышке. Keystone

Сквозная мысль романа, его красная нить и та самая главная строка, ради которой, по мнению Борхеса, и пишутся все книги, — «Ничего не бывает просто». Непросто складывается и жизнь главного героя, немецкого профессора риторики, в равной степени разочаровавшегося как в науке и политике, так и в личной жизни, людях и более всего в себе самом. Последняя попытка Рихарда Крафта разомкнуть круг проблем, разочарований и сомнений связана с любопытным конкурсом, который объявил для умников всего мира некий американский миллиардер. 

Сквозная мысль романа, его красная нить и та самая главная строка, ради которой, по мнению Борхеса, и пишутся все книги — «Ничего не бывает просто». Алетейя

Нужно сформулировать идею, позволяющую ответить на вопрос «почему все сущее есть благо, но почему, несмотря на это, мы все равно могли бы, если бы хотели, сделать это сущее еще более хорошим и благим». На презентацию идеи даётся 18 минут, победитель получит миллион долларов. Деньги чрезвычайно нужны Крафту, но он, увы, не оптимист — и, хотя в поисках нужной идеи профессор предпринимает самые разнообразные усилия, мысли о радужном будущем к нему так и не приходят. В поисках нужной идеи Крафт покидает родной Тюбинген и едет в Калифорнию за вдохновением, а попутно вспоминает свою жизнь, где далеко не всё делалась «к лучшему», скорее наоборот.

Такова завязка романа, но, как всегда бывает в хороших книгах, сюжет здесь не главное (хотя он безусловно присутствует, развивается и летит к финалу). Главное — неповторимый литературный стиль Люшера, который, как мне показалось, хорошо удалось воплотить переводчику (задача, подозреваю, была не из лёгких). Уже в первом романе Люшера «Весна варваров» звучала его фирменная ирония, которая в сочетании с феноменальной наблюдательностью и точной оптикой и создавала этот стиль — ну а в «Крафте» всё это доведено почти до крайности, впрочем, автору всякий раз удаётся остановиться буквально на краю.

Мир науки, учёных — как настоящих, так и дутых, самозваных — Йонас Люшер знает не понаслышке: будучи философом по образованию, он долго трудился над диссертацией, изучая те самые вопросы, что мучили Рихарда Крафта, но в итоге диссертации так и не случилось, а вместо неё появился вот этот роман. Возможно, философическая наука от сего решения проиграла, но литература — только выиграла. И неважно, в каких странах будут читать «Крафта» — мытарства и трагедия главного героя окажутся близки любому, кто не разучился думать, но при этом не способен больше кривить душой. Даже из лучших побуждений. Даже за миллион долларов.

Единственное, что мне категорически не понравилось в новом романе Люшера — это финал. Тот Рихард Крафт, к которому мы привыкли за время чтения, которого мы полюбили вопреки всему прочитанному, просто не мог поступить так, как его заставил сделать автор. Или мог? У российского читателя есть шанс задать этот вопрос Йонасу Люшеру напрямую: автор приедет в Россию в самом начале ноября. 2 ноября состоится презентация романа «Крафт» на Красноярской книжной ярмарке, 3 ноября пройдёт встреча с читателями в новосибирском Академгородке, а 5 ноября Йонаса Люшера будут принимать в Москве, в ВШЭ на Шаболовской.

Шарль Левински «Воля народа»

Санкт-Петербург, Алетейя, 2018, перевод с немецкого Татьяны Набатниковой

Странно, что Шарль Левински до сих пор не стал швейцарским писателем номер один — если не в Конфедерации, так хотя бы в России! У него для этого есть всё, что нужно: умение выстроить крепкий и оригинальный сюжет, убийственная ирония, актуальность без лишней злободневности, талант писать увлекательно и так далее, и так далее. В России ему ещё и с переводчиком повезло — русский извод получился таким же дерзким, бодрым, захватывающим, как немецкий оригинал. Ну а сама история вызовет множество ассоциаций у российского читателя, как вызвала, уверена, и у швейцарского. В общем, я искренне завидую тем, кто ещё не прочёл «Волю народа» — вас ждёт поистине незабываемое путешествие в Швейцарию будущего.

Будущее это не из дальних, ближайшее. Читатель даже не сразу понимает, что в романе ему рассказывают о том, чего мы пока ещё не имеем (к счастью — и к сожалению). Но потом спотыкается, как о кочки, об упоминания машин, которые управляются автоматически (но водители всё равно присутствуют, чтобы не портить государственную статистику трудоустройства) или таинственных кремов для бритья, используемых без дополнительных приспособлений вроде бритвы. В тексте редко и умело, как специи у хорошего кулинара, появляются свидетельства из будущей жизни — например, упоминание Германии как страны, где женщине нельзя выйти на улицу без сопровождения. 

У него есть всё: умение выстроить крепкий и оригинальный сюжет, убийственная ирония, актуальность без лишней злободневности. © KEYSTONE / GAETAN BALLY

Это уже посерьёзнее машин без водителей и эпиляции щёк, не правда ли? Ну и главное — самая влиятельная партия страны, КД, конфедеративные демократы, подмяла под себя хваленую швейцарскую демократию. В общем-то, никакой демократии в стране будущего, по Левински, попросту нет — всё, чем сегодня справедливо гордятся в Конфедерации, сведено к чисто декоративному присутствию других партий в политическом пейзаже страны. 

Пожилой и серьёзно больной лидер партии КД — обладатель говорящей фамилии Воля — вот уже несколько лет находится в коме, но его именем по-прежнему открываются любые двери в стране. Бороться с режимом бессмысленно, но… только в том случае, если за дело не возьмётся опытный газетный волк, пребывающий ныне на пенсии и в унынии, — Курт Вайлеман. Нет, Вайлеман не пытается свергнуть Волю с больничного престола или отменить власть КД по всей стране — он всего лишь идёт по следам своего старого друга и конкурента, Дерендигера, покончившего с собой при крайне странных обстоятельствах.

Пересказывать детектив — а «Воля народа» прежде всего детектив, криминальный роман с политическим акцентом — последнее дело. Ограничусь признанием в любви главному герою романа — такого классного старика в современной прозе днём с огнём не сыщешь! Не знаю, хотел ли того Шарль Левински или это получилось у него случайно, но Вайлеман стал воплощённой апологией старости: осень жизни со всеми её болячками, сварливостью, раздражительностью и тоской, мудра и терпелива, а в сравнении с циничной юностью — ещё и романтична…

Что же касается возможного будущего Швейцарии, расписанного Левински в мрачных красках, то скажем прямо: его фантазия прекрасно укладывается в действительность многих других стран, где подлинная «воля народа» подменена именем руководителя ведущей политической партии — и разница здесь только в написании слова «воля». Прописная или строчная — вот и весь вопрос.