В окопах Первой мировой: голоса швейцарцев

Колонна французских солдат по пути в ад Верденской битвы. AFP

В Первой мировой войне на стороне Франции сражались тысячи швейцарских добровольцев. Многие из них — например, Блез Сандрар, Вальдо Барбе и Эдуард Юно — оставили потрясающие дневниковые свидетельства.

Запись от 28-го сентября 1915 года. Второй полк французского Иностранного легиона начинает к северу от реки Марна атаку на хутор Наварин (Navarin), в котором «засели боши». Примерно в половину четвертого пополудни унтер-офицер Заузер (Sauser) попадает в условиях проливного дождя под пулеметный обстрел, который вела немецкая пехота, и теряет свою правую руку.

«Человеческая рука, по которой стекает кровь, рука, оторванная по локоть, еще живая ладонь с пальцами, скребущими землю так, словно она хочет пустить здесь корни», — строки, которые капрал Заузер, он же Блез Сандрар, записал в своем дневнике и опубликовал потом на страницах книги «La Main coupée» (в русском переводе «Ампутированная рука») нельзя читать равнодушно.

Тот день стал для известного швейцарского авантюриста и писателя последним днем войны. Но для других швейцарских добровольцев, участвовавших в боевых действиях на стороне, преимущественно, Франции, кошмар продолжался дальше, например, на полях провинции Шампань. В тот же самый день, 28-го сентября, капитан Эдуар Жюно (Edouard Junod) сочиняет письмо сестре, сидя в траншее на переднем крае.

«Пишу тебе из полной тьмы. День был ужасен. Мы продвигаемся — но очень медленно. Противник силён. Его артиллерия, применяемая им с постоянством, достойным почти что восхищения, обстреливает нас снарядами с боевым газом, что погружает нас в какое-то оцепенение. Ни следа возможного перемирия, ни днем, ни ночью. Идет дождь. Мелькание огней. Бледное солнце; нас трясет. Но мораль на высоте. Я с трудом понимаю, почему я вообще еще держусь на ногах».

Во второй половине этого дня, «Эдуар Жюно погиб, получив несколько пуль из укрытого в лесочке немецкого пулемета». Об этом сообщает журналист Пауль Зайппель (Paul Seippel). «Он погиб всего-то в 40 лет, в ходе короткой, но неслыханно жестокой войны».

Позиционная война

В своем новом научном труде «Encyclopédie de la Grande Guerre» («Энциклопедия Великой войны») историк Штефан Одуан-Рузо (Stéphane Audoin-Rouzeau) описывает эпоху зарождения такого феномена, как «позиционная война».

В сентябре 1914 года, в день битвы на Марне, «измотанные огромными тяготами и лишениями прошлых недель солдаты невольно начали зарываться в „лисьи норы“, которые должны были их уберечь от обстрелов противника. Эти „норы“ вскоре начали объединяться ходами и траншеями, образовав самые первые системы оборонительных окопных систем.

Как видно, именно немецкая пехота, обученная ведению позиционной войны, первой подала пример систематического закапывания в землю, что стало причиной „упреков“ со стороны Антанты, мол, немцы открыто подрывают устоявшиеся правила ведения боевых действий».

В рамках позиционной войны противоборствующие стороны отделены друг от друга так называемой «полосой ничейной земли». Такая война ведется в основном от обороны. Стремясь взломать устоявшийся фронт, немецкое и французское командования регулярно предпринимали попытки «стратегических наступлений», которые, как правило, к успеху не приводили.

Единственная успешная попытка такого прорыва была предпринята в ходе фронтовой наступательной операции Юго-Западного фронта Русской армии под командованием генерала А. А. Брусилова 3 июня — 22 августа 1916 года, в ходе нее было нанесено тяжёлое поражение армиям Австро-Венгрии и Германии и заняты Буковина и Восточная Галиция.

Доброволец и наёмник

Между Сандраром и Жюно — «дистанция огромного размера». Родившийся в западно-швейцарском франкоязычном городе часовщиков Ла-Шо-де-Фон (La Chaux-de-Fonds), Сандрар пошел на фронт добровольцем.

В августе 1914 года он публикует в парижской прессе призыв, в котором, в частности, указано: «Все друзья Франции испытывают сейчас неодолимую потребность протянуть этой стране руку помощи». После чего Сандрар сам, по собственной воле, записывается в армию и отправляется сначала в Артуа — историческую область на северо-востоке Франции, а затем в Шампань.

А вот Эдуар Жюно — наёмник, действующий в рамках старой швейцарской традиции военного наёмничества. Будучи швейцарским офицером, он предложил свои услуги французскому «Иностранному легиону», приняв затем участие в боевых действиях в Марокко, Северном Вьетнаме (Бакбо́, также Тонкин) и на Мадагаскаре.

Его современник Альбер Эрланд (Albert Erlande, 1878-1934) так описывает Э. Жюно в момент Второй битвы при Артуа (неудачное совместное наступление войск Антанты на позиции германской армии в провинции Артуа с 9 мая 1915 года по 18 июня 1915 года — прим. ред):

«Капитан Жюно, одной ногой на ступеньке лестницы, выкопанной им (в стенке траншеи) ломом и лопатой, русские сигареты за поясом, плетка в руке, с холодным взглядом, который заводит всю роту, отдает приказ мягким голосом: «Вперед, дети мои! Будем смелее!»

Жюно погиб — даром, или почти даром. Результатом наступления, начатого командующим французскими войсками генералом Жозефом Жоффром, стало продвижение сил Антанты вперед всего на четыре километра. Однако цена этих километров оказалась воистину кошмарной: французы потеряли 28 тыс. человек убитыми, 98 тыс. человек ранеными, 53. тыс. пропали без вести или оказались в плену.

Швейцарцы франкоязычные и немецкоязычные

Так сколько всего швейцарцев завербовалось для службы в Иностранный легион? Председатель «Швейцарского комитета на службе Франции» М. Готе де Гутт (М. Gauthey des Gouttes) указывал, что таких могло набраться от 2 500 до 3 000 человек. «Такие военнослужащие всегда составляли по меньшей мере половину общей численности Иностранного легиона, — писал он в 1916 году.

После того, как была объявлена война, сотни швейцарцев устремились в Париж, в знаменитое «Café du Globe» на Страсбургском бульваре (Boulevard de Strasbourg), в котором находился призывной пункт.

«От протестантского пастора до мальчика на побегушках в гостинице, от студента-филолога до пастуха — число швейцарцев, желавших поступить во французскую армию, было очень велико», — с удовольствием отмечал тогда Готе де Гутт. «Исхожу из, по меньшей мере, восьмисот добровольцев, с которыми я имел контакт, из них 300 человек представляли немецкоязычные кантоны, и примерно 500 — западные франкоязычные и южные области КонфедерацииI».

Почему вдруг душа миролюбивого швейцарца неожиданно запылала огнем военного воодушевления? Готе де Гутт объясняет такой переворот в сознании вечно нейтральных швейцарцев нападением немецкой армии на Бельгию, которая также придерживалась политики нейтралитета. С их точки зрения «следующей на очереди могла оказаться сама Швейцария».

В ответ на упреки в том, что такие люди как раз и ставят под удар нейтралитет Швейцарии, провоцируя ее разгром, Готе де Гутт отвечал: «Они пожелали оказаться на стороне Франции из-за всех этих про-немецких махинаций в их собственной стране». В самом деле, следует учитывать, что Швейцария тогда была практически расколота пополам, и немецкоязычное большинство кагнтонов склонялось в сторону Германии.

DR

«Идеальный тип»: дневник Вальдо Барбе

Среди швейцарцев, сражавшихся на стороне французов, было и много тех, кто, получив французское гражданство, были вынуждены отказаться от паспорта с белым крестом, но при этом сохранили тесные эмоциональные и личные связи со своей исторической родиной.

В год начала войны родившемуся в швейцарском курортном городе Ивердон (Yverdon, кантон Во) Вальдо Барбе (Valdo Barbey) было 34 года. Он изучал в Париже историю искусств. В 1914 году ему поручили рисовать плакаты с изображением униформы противника. Однако рутина быстро надоедает ему, он хочет на фронт. В сентябре его желание было исполнено и В. Барбе оказался недалеко от Па-де-Кале.

Дневник, опубликованный им в 1917 году под псевдонимом Фабрис Донго (Fabrice Dongot), полон красочными, а от того особенно пугающими деталями быта и бытия в окопах. Запись от 26 октября 1914 года: «В метре от наших укрытий были выкопаны четыре могилы и сверху установлен крест, на котором болталась фуражка. Похороненным там солдатам не повезло — они были убиты недалеко отсюда, в подвале дома, влетевшей в окошко ручной гранатой».

Запись от 2 ноября: «Боши обстреливают нас из пулеметов; пули свистят, пролетая над нами. Слева вдруг послышался отчаянный вскрик: „Ах, мама!..“ Дальше тишина». Запись от 1 декабря: «Мы получили приказ подняться в ружье, примкнуть штыки и начать наступление (…) Сейчас мы находимся в зоне, которая простреливается со всех сторон… дзинг, дзинг, дзинг… Вот кто-то упал… И еще один… Мы бежим, мы прыгаем, кто-то кричит, кто-то смеется…»

Смертельная борьба за каждый метр земли велась бескомпромиссно, и тем не менее полного озверения не наступало, какие-то человеческие черты и свойства сохранялись и даже в таких жутких условиях. Однажды подразделение, в котором воевал Вальдо Барбе, заняло траншею, полную трупами врага, и тогда тот приказал своему отделению похоронить мертвых, несмотря на обстрел. «Копать землю было несложно, куда страшнее было носить эти бедные обезображенные трупы», — читаем мы в его дневнике.

Раненый в голову и плечо, Вальдо Барбе был эвакуирован в тыл, а в 1916 году окончательно комиссован. Когда в конце 1920-х годов ветеран Первой мировой и профессиональный историк Жан Нортон Кру (Jean Norton Cru) принялся собирать свидетельские материалы и источники по войне, дневник швейцарца привел его в полный восторг. «Это настоящий идеальный тип (военного дневника). Читая эти страницы, я постоянно спрашивал себя найдутся у кого-нибудь еще слова, чтобы так хорошо описать повседневную жизнь солдат на фронте».

Авантюрист Бине-Вальмер

Дневник Вальдо Барбе был выдержан в сдержанном и точном стиле, а вот заметки женевца Жана-Августа-Гюстава Бине, известного также под фамилией Бине-Вальмер (Jean-Auguste-Gustave Binet, aka Binet-Valmer, 1875–1940) являются весьма тонкой литературной работой.

К моменту начала войны писателю было 39 лет, на его счету уже примерно десять опубликованных романов и повестей. Он подает ходатайство о предоставлении ему французского гражданства и делает все, чтобы генерал Эдгар де Трентиньян (Edgar de Trentinian, 1851-1942), с которым швейцарец познакомился в своем время в элитном ресторане в Булонском лесу, «замолвил за него словечко» и дал ему возможность записаться во французскую армию.

Генерал поначалу и слышать ничего не хотел, но потом все-таки уступил и назначил Бине-Вальмера сначала собственным шталмейстером (руководитель конюшенным хозяйством), а потом и заведующим всей хозяйственной частью своего штабного управления в чине лейтенанта танковых войск. Всю войну Бине-Вальмер работал еще и как журналист и писатель, ведя собственный регулярный «журнал», а говоря современным языком — колонку, из собрания которых и получился потом его военный дневник.

Историк Жан Нортон Кру не очень высоко оценивал личность Бине-Вальмера, считая, что тот «может всё — и ничего как следует. Он был записной авантюрист, которому хотелось испытать „военные приключения“, что, ему, в итоге, и удалось, предусмотрительно не подвергая себя, правда, главному военному приключению, а именно, судьбе простого пехотинца на передовой».

Приговор этот, однако, справедлив не до конца. Все-таки Бине-Вальмер был непосредственным свидетелем сражений в Бельгии у города Этье (Ethe) в августе 1914 года, а в октябре 1917 года он был ранен во время сражения за город Мальмезон.

Перевод на русский и адаптация: Игорь Петров.