Кристиан Крахт — секреты метафизической диеты
Макс Фриш, Фридрих Дюрренматт, жившие в свое время в Швейцарии Ницше и Джойс, а сейчас проживающий Шишкин - о литературе Швейцарии можно говорить долго. Некоторые же писатели не сходят с новостной повестки и в наши нелитературные дни.
Александр Чанцев — эссеист, прозаик, японовед. Закончил Институт стран Азии и Африки МГУ, кандидат филологических наук. Автор первой в России монографии о Юкио Мисиме, шести книг и многочисленных публикаций в прессе. Лауреат Премии Андрея Белого.
Кристиан Крахт ворвался в литературу как enfant terrible. Это подходит его образу — моложе своих лет, baby face, такой вечный подросток-бунтарь, в кино бы Леонардо Ди Каприо его играть. Или же мажор из золотой молодежи — он сын генерального директора издательства «Аксель Шпрингер АГ». Личин, имиджей у Крахта много. Он и попробовать успел многое.
Уже в детстве жил и учился везде — от США до Франции, со всеми остановками. Изучал феминистическую и марксистскую философию — еще до всеобщей моды на философию леваков. Страсть к перемене мест осталась — сейчас, судя по его Фейсбуку, где он зашифрован под другим именем, локации стабильно меняются раз в полгода, от заброшенных индийских деревушек до европейских городов. На русском, кстати, его travel guide можно прочесть в сборнике его эссе и травелогов «Карта мира».
В качестве журналиста Der Spiegel Крахт работал в Сомали, Таиланде и прочей Южной Азии, получал призы за свои репортажи. Потом бросал все и создавал рекламную кампанию для сети магазинов верхней одежды «Пик унд Клоппенбург». Тоже наскучило, и — вот он в Катманду издает собственный журнал. Журнал ограничился восьмью выпусками, но, конечно, его помнят — недавно один русско-украинский писатель рассказывал мне, как переписывался с главредом Крахтом по поводу иллюстраций в номер.
Этот год мы начали серией публикаций под общим названием «Швейцария: взгляд со стороны».
Мотался Крахт, кстати, не только по Ботсване и Южной Америке — в Россию тоже заезжал: была презентация вышедшей в Ad Marginem книги, гламур Москвы тех лет, водка на даче Александра Проханова. Сам Крахт сравнил Москву со столицей Камбоджи, только нищих-инвалидов меньше.
Возвращался «в цивилизацию» Крахт тоже с шиком. Так, в 1999 году заперся в берлинском отеле «Адлон» с друзьями-литераторами из так называемого «поколения Гольф», или «поколения синглов», включил магнитофон для записи манифестов и просто трепа и основал самое влиятельное литературное направление Германии. «Поп-культурный проект» «Королевская грусть» ратовал за избавление от скуки и безразличия — любыми средствами, вплоть до «уничтожения этого благополучия, чтобы начать все сначала».
Он и начинал всегда практически с начала, с чистого листа. Чуть ли не каждую свою книгу он писал в новом месте, разрабатывая новый концепт. Парагвай, Танзания, Северная Корея, Аргентина, сотрудничество с местными, японцами, с кем только не. При этом успешно сочетал различные локусы — писать о потерянном поколении богатых европейских деток в бывшем посольстве Югославии в Катманду, почему бы и нет?
Его самый известный роман Faserland (1995) — как раз такая история пустых тусовочных скитаний 28-летнего Холдена Колфилда по Германии в декорациях из модных брендов, освещенных тусклым светом бесконечного утра после вечеринки и омраченных постоянным похмельем и рвотой. Следующий, более глубокий и по-восточному медитативный роман «1979» (2001) — о молодом тусовщике, оказавшемся в Иране накануне исламской революции, а затем отправляющемся в личное паломничество на священную тибетскую гору, чтобы попасть в плен к китайским коммунистам и там найти свое очень специальное просветление, растворяясь даже не в другой культуре и хронотопе, но в восточной массе… Как сформулировал сам Крахт свою метафизическую диету, «В Faserland — это рвота, негативная перистальтика, в „1979“ — это вынужденное похудение. Потеря веса, причем добровольная, до 38 килограммов. <...> Это не аллегория. Просто исчезает оболочка, последняя ее часть».
Показать больше
Три главных швейцарских романа 2018 года
Уже по перемещениям Крахта и местам действия его романа и отношения к ним ясно, что привычная европейская цивилизация вызывает у него, мягко сказать, критическое отношение. Вот он и пробовал всяческую альтернативу ей.
В «Я буду здесь, на солнце и в тени» (2008) Крахт рассматривает будущее, которое могло бы воцариться в Швейцарии, если бы Ленин основал там Советскую республику (идея, кстати, не такая уж дикая — о чем-то подобном фантазировал еще в 1945 году политолог и антифашист Эрнст Никиш в работе «Ошибки немецкого бытия»). В начатом вместе с Инго Нирманом на Килиманджаро «Метане» Крахт идет еще дальше: он утверждает, что жизнь на Земле была создана газом метаном и им управлялась, пока газ не разочаровался в своем творении.
В духе Уэльбека и Пелевина Крахт создает едкую сатиру: визионер Каддафи медитирует на собственное имя, Хусейн дружит с Израилем и сам инициирует свое свержение, в Евроафрике тренируются камикадзе, японцы готовятся захватить Китай… Ксенофобия, постлюди — если в «1979» герой Крахта находил другой духовный источник (в Китае), то в «Метане» человечеству вообще изначально задается иной источник эволюционного развития и выносится весьма нелицеприятный приговор.
В Imperium (2012) речь опять о попытке создания антиутопии в далеком от европейской цивилизации местечке. Немец-энтузиаст в самом начале ХХ века в Немецкой Новой Гвинее создает своеобразный фаланстер или коммуну — нудизм, диета (опять диета! Символично, что вечно стройный Крахт ею так озабочен) из кокосовых орехов, культ солнца. Заканчивается все распадом, гниением, ссорами и болезнями — собственно, как и большинство утопических и революционных проектов.
Показать больше
Кристиан Крахт удостоен Швейцарской литературной премии
Иной культ солнца в «Мертвых», условном продолжении «Империи». Тут сияет императорское, самурайское солнце Японии. Швейцарский режиссер выписан сюда, чтобы снять пропагандистский фильм во славу Германии. Экшна вроде покушений на Чарли Чаплина будет достаточно, но общее ощущение — усталости, ухода. Не очень заботясь о читательском понимании, Крахт дает целые фразы на японском без перевода, а медитирует о смерти, мертвых, забвении и конце всего.
В последнем, 2021 года, романе Eurothrash Крахт решает припасть к корням, сделать ремейк — пишет своеобразное продолжение Faserland. Но если там по европейским дорогам и вечеринкам колесил молодой и вечной пьяный раздолбай, то сейчас из Цюриха с больной матерью отправляется усталый герой по имени Кристиан Крахт. Автофикшн, конечно, не отменяет редкого разочарования по поводу всего вокруг. Крахт-автор же если и постарел, то боевого духа не утратил — в том же году отказался от Швейцарской литературной премии, дескать, он ее уже получал, пусть другие, а он хочет остаться в тени, пусть о нем поменьше говорят.
Ну, это вряд ли — писатели такого калибра всегда «будут здесь, на солнце и в тени».
Автор идеи и редактор проекта: Надежда Капоне.
Предыдущие выпуски:
Показать больше
Женевский акцент
Показать больше
От Льва Толстого до Бени Крика
Показать больше
«Разговоров о литературе не будет!»
Показать больше
«Швейцария: не веришь, прими за сказку»
Показать больше
Швейцария — образец городского планирования?
Показать больше
Ольга Романова: «Моя русская Швейцария»
Показать больше
Швейцария — вдохновляющий пример
В соответствии со стандартами JTI
Показать больше: Сертификат по нормам JTI для портала SWI swissinfo.ch
Обзор текущих дебатов с нашими журналистами можно найти здесь. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам!
Если вы хотите начать разговор на тему, поднятую в этой статье, или хотите сообщить о фактических ошибках, напишите нам по адресу russian@swissinfo.ch.