От Льва Толстого до Бени Крика

Типичная Швейцария зимой: горы в районе Венгена (кантон Берн), январь 2022 года. © Keystone / Jean-christophe Bott

«Швейцария глазами россиян» — очень легкая для меня тема сочинения. За всех россиян не поручусь, а у меня есть твердые отсечки в виде собственных текстов. Впрочем, начнем не с них.

Виктор Шендерович — публицист, сценарист, общественный деятель.

Швейцария — так уж получилось — давно стала для России обратным полюсом. Нет, кажется, ни одной ассоциации, по которой она не выглядела бы надежным антонимом российским ощущениям. Богатство и бедность, стабильность — и ее отсутствие, страна маленькая — и страна большая, горы и — равнина, по которой три года скачи — ни до какого государства не доскачешь…

Когда я впервые услышал это название и в связи с чем? Не вспомню, конечно. Смутно помню только свою детскую гордость: одноклассник путал Швейцарию со Швецией, а я — уже нет. Но смысловое наполнение пришло как раз из русской литературы.

«Разве со стороны бога не было ошибкой поселить евреев в России, чтобы они мучались, как в аду? — спрашивал бабелевский Беня Крик несчастную тетю Песю. — И чем было бы плохо, если бы евреи жили в Швейцарии, где их окружали бы первоклассные озера, гористый воздух и сплошные французы? Ошибаются все, даже бог…».

Этот год мы начинаем серией публикаций под общим названием «Швейцария: взгляд со стороны». 

Судя по всему, Беня предпочитал Женеву, но дело, конечно, не в выборе кантона. Ни Беня, ни я (в ту пору, когда впервые читал «Одесские рассказы») ничего не знали об истории Швейцарии, истории вполне беспокойной. Не знали о Жан-Жаке Руссо, которого выгоняли из родного города, хотя тот вовсе не был евреем. Швейцария была — и осталась — символом безопасности и покоя. Покоя, замечу, сытого, а это очень чувствительная деталь для русского сознания: лежать на печи в обносках мы можем и сами.

Фрукт — яблоко, поэт — Пушкин… Первая ассоциация значит очень много. Качество, — безусловно, немецкое, но банки, — несомненно, швейцарские! «Швейцарские гномы» — о да, конечно.

Слово «независимость» в этом контексте тоже смотрится очень по-особенному, через российскую оптику. Государство-крепость в горах, свирепые «швейцарцы» как идеал неприступности. В стране неясных очертаний, через которую веками напролет ходили то татары, то половцы, то поляки, то французы (ходили и увязали в бессмысленных просторах), в стране, которая сама века напролет всех завоевывала и теряла и до сих пор мучается в имперских корчах, — образ Швейцарии не мог не стать предметом для тихого (чаще всего тайного) завистливого вздоха для населения. 

Впрочем, зависть — плохая почва для любви…

«Люцерн» — так называется очень важный в писательской эволюции рассказ молодого Льва Толстого. Со всей очевидностью, толчком для его написания стали сильные и вполне личные впечатления.

Люцерн в наши дни © Keystone / Gaetan Bally

«Седьмого июля 1857 года в Люцерне перед отелем Швейцергоф, в котором останавливаются самые богатые люди, странствующий нищий певец в продолжение получаса пел песни и играл на гитаре. Около ста человек слушало его. Певец три раза просил всех дать ему что-нибудь. Ни один человек не дал ему ничего, и многие смеялись над ним».

«Вот событие (пишет Толстой), которое историки нашего времени должны записать огненными неизгладимыми буквами. (…) Отчего этот бесчеловечный факт, невозможный ни в какой деревне, немецкой, французской или итальянской, возможен здесь, где цивилизация, свобода и равенство доведены до высшей степени, где собираются путешествующие, самые цивилизованные люди самых цивилизованных наций?».

Князь Неклюдов, альтер-эго автора, мог остановиться в любом дорогом отеле Европы — и где угодно могла бы произойти эта коллизия, но Толстой не просто оставил слово «Люцерн», а вынес его в заголовок. И это уже не топография — это символ. Смысловая и конфликтная точка. В слове «Люцерн» для Толстого воплотился тупик, в который зашла европейская цивилизация.

Вот! Швейцария = Цивилизация.

Это ключевая для русского сознания формула, производными от которой стали многие наши представления о родине Руссо. И, думаю, неслучайно у другого русского классика другой князь — Мышкин — приезжает в Россию именно из Швейцарии и именно туда возвращается потом после мучительной встречи с родиной. Хорошая медицина с водами была и в Баден-Бадене (Достоевскому ли не знать), но он выбирал не курс лечения, а символ. Князю нужен был покой.

Вернусь к обещанному вначале — к собственным внутренним отсечкам и ассоциациям. Они как раз русской классикой и были сформированы, но, разумеется, до предложения порефлексировать на эту тему я совершенно об этом не задумывался — и был сильно удивлен и даже рассмеялся, обнаружив Швейцарию в таком изобилии в собственных миниатюрах. 

«Я хотел бы писать, как Сименон, — начинал я свой рассказ в 1989 году. — Сидеть, знаете ли, на берегу Женевского озера — и писать…». 

Сименон нужен был мне, невыездному советскому еврею, исключительно как обитатель окрестностей Женевского озера, разумеется. Речь шла — ироническим образом — именно об образе жизни, о статусе европейца, об иной цивилизации, о заведомо несбыточной (как казалось тогда) мечте хотя бы глазком глянуть на эти пейзажи… 

В фантастической новелле «Цветы для профессора Плейшнера» (1987) герой воплотил эту мечту и поехал с друзьями на такси в Париж, но по дороге они заехали в Берн, чтобы возложить цветы к месту гибели вышеупомянутого профессора — одного из вымышленных героев легендарного советского сериала про разведчика Штирлица.

Не ищите логику этой поездки в навигаторе — ищите в ментальности. Штирлиц заменял нам полмира. Цюрих существовал только как место эмиграции Владимира Ильича Ленина, а Берн — одно из мест работы советского разведчика. И снимали этот «Берн» на той же рижской улице, где снимали лондонскую Бейкер-стрит в «Собаке Баскервилей».

В остальном же Швейцария так и осталась одним из главных символов какой-то иной, недостижимой жизни — и осталась им, даже когда границы открылись. В ментальном отношении изменилось в России покамест немногое.

«Долго ли, коротко ли, — начинал я свою ироническую сказку уже в 1996 году, — а стал Федоткин президентом России. Законным, всенародно избранным, с наказом от россиян сделать жизнь, как в Швейцарии…».

Когда я писал это, то даже на секунду не задумался над выбором страны, просто слетело с языка, а сейчас усмехаюсь: ну конечно, какую же еще страну могли взять за образец россияне? Англия давно занимает в русском сознании место ментального врага («англичанка гадит»), Германия слишком часто воевала с нами, чтобы стать буколической мечтой. Про Америку и говорить нечего: сопоставление с ней заведомо отдает имперской гонкой. И только нейтральная Швейцария нам в самый раз!

Спокойная, богатая, независимая — ни одной негативной ассоциации, даже удивительно. Чистая мечта, как у Бени Крика. А толстовские нравственные муки в Люцерне пускай и мучают Льва Николаевича — мы, чай, не графья.

Мечта! А мечтать не вредно, как говорит русская присказка. Жаль только, что все эти грезы продолжают расшибаться о реальность. 

— С вас, — говорил журналистам командующий российскими войсками в Чечне, генерал Казанцев, — нужно снять по паре дней отпуска!

Он говорил это журналистам в своем роскошном штабе, где собрал их и закатил пир горой в пиаровских целях.

— Смотрите, куда я вас привел! — говорил генерал. — Красота! Горы, солнце, воздух… Швейцария!

На что тихий телеоператор, вздохнув, ответил:

— Лишь бы швейцарцы не вернулись.

Автор идеи и редактор проекта: Надежда Капоне.

Предыдущие выпуски: