Эпидемия в романе швейцарского писателя Шарля Фердинана Рамю

Швейцарский писатель Шарль Фердинан Рамю (1878-1947) за столом в кабинете своей квартиры в пригороде Лозанны Пюи (Pully), дата снимка неизвестна. Keystone / Carl Seelig

Роман «Les Signes parmi nous» («Знамения, нам явленные») швейцарского писателя Шарля Фердинана Рамю сохраняет удивительную актуальность.

Русскоязычную версию материала подготовила Людмила Клот.

Читательский интерес прикован сейчас не только к новостям о коронавирусе. Сидящие на изоляции воспроизводят шедевры мирового искусства, а любители литературы вспоминают о том, кто из писателей в каких текстах когда упоминал заразные болезни, чуму, холеру и прочие не очень-то веселые темы. В наши дни образ эпидемии на глазах становится новым «архетипом». Многие говорят, что человечество вошло в очередное средневековье.

После «конца истории», после (как утверждается) краха и банкротства всех «великих нарративов», то есть теорий и учений (капитализм, социализм, коммунизм, либерализм), после наступления эпохи постправды, когда каждый через соцсети может высказать свое мнение, а в сумме все эти мнения обнуляют друг друга и превращаются в «белый шум», человечество, как когда-то на заре своей истории, снова начало регулироваться и управляться биологическими факторами: климатом, гендером и вирусами. И страхами! Иррациональными страхами!

Биология как новая социология? Мы в новом средневековье? Чем не повод вспомнить о романе Les Signes parmi nous («Знамения, нам явленные», дословно «Знаки среди нас») Внешняя ссылкашвейцарского франкоязычного писателя Шарля Фердинана Рамю (Charles Ferdinand Ramuz, 1878-1947).  Действие романа разворачивается в небольшой деревне на берегу Женевского озера в 1919 г. в разгар эпидемии «испанского гриппа». «Человечество по-прежнему сталкивается со все теми же проблемами», — утверждает профессор Лозаннского университета Стефан Петерманн (Stéphane PétermannВнешняя ссылка).

Роман «Знамения, нам явленные» (на русский язык не переводился) вполне можно провести по статье «эсхатологическая проза». Всё в этом тексте пронизано предчувствием конца света и апокалиптическими образами бурных вод (в данном случае — Женевского озера), ревущего неба, потрясенных в самом своем основании домов и людей, которые просто исчезают, пораженные странной болезнью. 

Работая над своими «Знамениями» Шарль Фердинан Рамю как раз переживал финал Первой мировой войны, выбранный им историческим фоном для своего романа и начало не менее трагической катастрофы, а именно, пандемии «испанки», которая, как та невидимая дама с косой, собирает свой трагический урожай, занимая по сути место главного героя романа.

«Предпосланные знамения»

Роман начинается с прибытия в деревню на берегу Женевского озера скромного человека по имени Кай (Caille), что на французском, кстати, есть вовсе не имя, но название серой неприметной птички — перепела (caille européenne или Coturnix coturnix). Перепел — торговец библейской литературой (colporteur biblique), еще один архетипический образ. Он несет Слово Божье в обмен на пару монет: в его дорожной сумке лежат религиозные брошюры, которые он надеется продавать, переходя от одного дома к другому.

«Перепел носит черный пиджак, серые брюки в полоску, к большим ботинкам гвоздями прибиты подметки; у него козлиная бородка, бледное лицо, запавшие глаза; рядом с ним шагает Божье слово, а Знамения предпосланы им наперёд». 

Из романа Les Signes parmi nous

Повествование идет с его перспективы, именно его глазами читатель видит череду жилищ и портретов плотников, трактирщиков, сапожников, фермеров, виноделов и матерей семейств, почти как у Гоголя в «Мертвых душах», и так же, как у Гоголя, герои Рамю вовсе не ангелы и не святые — это люди, погрязшие, как бы сейчас сказали, в бытовухе, невежестве, в мелочных материальных интересах, но которым, тем не менее, не чужды ни любовь, ни даже сострадание.

В глазах этих людей, изначально недоверчивых, а потом еще и всерьез перепугавшихся (а по мере движения Перепела знамения начинают сбываться), разносчик религиозных брошюр — это не кто иной как продавец ночных кошмаров, с которыми мы в реальной жизни предпочитаем не сталкиваться, тем более у себя дома. Их можно понять. Разве и сегодня кому-то захочется услышать, что нынешняя пандемия знаменует собой конец света и что, может быть, в приближении этого конца мы приняли участие? 

Шарль Рамю, — без сомнения, один из великих мастеров нагнетания литературного саспенса, примерно как Чехов помноженный на Хичкока. Об этом и о многом другом мы поговорили со Стефаном Петерманном, профессором литературы Университета Лозанны (UNIL).

swissinfo.ch: Сегодня международная пресса только и пишет о пандемии: все события, структуры и институты социума рассматриваются сейчас под этим углом. Но чума или иная эпидемия в качестве сюжетообразующей рамки — такое уже было! «Декамерон» Джованни Бокаччио, «Чума» Альбера Камю, «Немезида» Филиппа Рота. Однако роман «Знамения, нам явленные», вновь опубликованный недавно швейцарским издательством Zoé, в этом ряду упоминается довольно редко. На какое место Вы бы поместили Шарля Фердинана Рамю в этом пантеоне?

Стефан Петерманн (Stéphane Pétermann), Университет Лозанны. DR

Стефан Петерманн: Я не думаю, что Рамю надо стараться любой ценой уместить в какой-то пантеон. Саму идею составления списков великих я нахожу предвзятой и конформистской. Туда относят авторов, отвечающих определенным и чаще всего очень субъективным и личным критериям. Да, можно видеть несправедливость в том, что Рамю не входит в канон, но это не отменяет его величины как автора. Он, без сомнения, входит в число выдающихся писателей, которым удалось запечатлеть основные тенденции своего времени, создав при этом литературную историю на все времена. Вот почему его тексты и сейчас не утрачивают современности.

swissinfo.ch: Вопрос, который затронут в упомянутом романе Рамю, действительно универсален. Понятие Апокалипсиса никуда не исчезает, но ведь эпохи-то, тем не менее, меняются. Может ли наше рациональное общество поверить в то Божественное наказание, о котором говорит Кай?

С.П.: Если уж тогда жители деревни встречали Кая не очень-то гостеприимно, то сегодня его визит еще меньше пришелся бы им ко двору. Наше общество изгнало религию с центрального места в своей жизни, но при всем при этом оно, кажется, не стало более разумным и рациональным, чем раньше — судя по количеству людей, лечащихся гомеопатией или, как мы это наблюдали перед карантином, ринувшихся закупать туалетную бумагу.

Как мне кажется, полностью отказаться от веры невозможно. Да, сегодня мы больше не верим в библейские истории, в то, что можно покаяться и что Бог спасёт, но вместо этого мы, порой тоже слепо и бездумно, полагаемся на фармацевтику, видя в лекарствах наше «спасение», притом что страх смерти, страх страдания, страх потерять всё все не исчез, а совсем даже наоборот.

Шарль Фердинан Рамю

Родился и умер в Лозанне. Классик швейцарской литературы, автор многочисленных романов на французском языке. По его произведениям также снят ряд фильмов. 

Многое из написанного Рамю было опубликовано лишь после его смерти. Дружил с Игорем Стравинским, написал либретто для его оперы «История солдата» (1918 г.). Роберт Вальзер называл его одним из самых примечательных авторов Швейцарии. Окончил философский факультет Лозаннского университета. Преподавал, писал, в молодости жил в Веймаре и в Париже, но основную часть жизни провел на Водуазской Ривьере. 

Сегодня существует Фонд РамюВнешняя ссылка, вручается литературная премия его имени. Имя Рамю носят многие улицы и площади в Швейцарии, а портрет писателя, вплоть до недавнего перехода на новый дизайн банкнот, украшал купюру достоинством в 200 швейцарских франков. В стиле письма придерживался реализма (образец можно почитать онлайн здесьВнешняя ссылка), любил описывать альпийские регионы, но был не чужд социальной иронии по отношению к современному ему швейцарскому обществу. 

Тем не менее заметная доля текстов Рамю, в том числе и роман Les Signes parmi nous, условно принадлежит к его «мистическому циклу», в котором отсылки на библейские сюжеты комбинируются с деревенскими поверьями, а речь в глобальном смысле слова идет о борьбе добра со злом. Такова, в частности, недавно вышедшая на русском языкеВнешняя ссылка трилогия «Царствование злого духа», «Небесная твердь» и «Смерть повсюду».

swissinfo.ch: Кто сегодня выступил бы у нас в роли Перепела?

С.П.: Это могли бы быть определенные популистские или популярные СМИ, которые играют на страхах, благодаря которым можно продать любой товар и информацию. Но могут в его роли выступить и политики того же сорта. Разница, без сомнения, в том, что Перепел Рамю действует искренне, от всей души надеясь, что люди увидят Знамения и покаются, пока не поздно, а наши современники стремятся манипулировать своей аудиторией.

swissinfo.ch: Рамю не был верующим, почему тогда божественное занимает в его романе такое важное место?

С.П.: Мышление Рамю осталось пронизанным протестантской культурой. За его текстами стоит целый воображаемый мир, вдохновленный Библией. Это касается не только «Знамений», но и других работ, таких как «Адам и Ева». Рамю очень часто брался с той или иной стороны за вопрос о конце человечества, о катаклизмах и их символических формах, резонирующих с непосредственной реальностью (романы «Дерборанс» и «Великий страх в горах»). Такой реальностью у него может быть мир, связанный с природой или общественными событиями.

swissinfo.ch: Совершенно верно. Роман о «Знамениях», возвещающих приход самого Худшего, это еще и роман о мире в ситуации пандемии «испанского гриппа», приведшего к резкому ухудшению тогдашних экономических и социальных условий. Но ведь это именно та ситуация, которую мы переживаем сегодня. Можно ли считать Рамю пророком?

С.П.: Меня действительно поражают параллели, которые при желании вполне можно провести между ситуацией, описанной автором, и той, с которой мы столкнулись в настоящее время. Сила великих литературных текстов заключается в их способности выявлять вечные проблемы. Помимо экономических трудностей, Рамю описал еще и ментальное смятение, похожее на то, что испытывает сейчас наше общество. Людей, независимо от эпохи и культурной принадлежности, в конечном итоге всегда настигают одни и те же несчастья и терзают одни и те же заботы.

swissinfo.ch: Но конец романа пронизан надеждой…?

С.П.: Действительно, надежда там воплощена образом пары молодых любовников. Это яркий образец свободы духа и воли.