Театр Шаушпильхаус, свободный, как сама Швейцария!

В 1939 году в Цюрихе прошла премьера пьесы «Великий театр мира» Педро Кальдерона (Pedro Calderon). Поставновка осуществлена силами мастеров сцены, бежавших из Германии от политических преследований. Richard Schweizer/Stadtarchiv Zürich

В годы перед Второй мировой войной цюрихский театр «Шаушпильхаус» постепенно превратился в последнюю свободную немецкоговорящую театральную сцену мирового значения. 

С 1933 года здесь играли в основном актёры-эмигранты, которым больше не разрешалось заниматься театром у себя в Германии. Репертуар театра стал культурным вызовом в адрес национал-социализма.

10 мая 1940 года – «Фауст» на войне

Цюрих, весна 1940 года – накануне в городе на дорогах образовалась гигантские пробки, жители толпами покидали город и уезжали в горы, под защиту могучих Альп, в недрах которых был выстроен целый «Швейцарский редут», оборонительный пояс в составе выдолбленных глубоко в горах укрепрайонов. 

Напомним, что в августе 1939 года Сталин и Гитлер поделили Восточную Европу, затем Германия напала на Польшу, началась война в Европе, в которую 17 дней спустя вступила и Москва. 10 мая 1940 года, не опасаясь проблем на востоке, Германия начала Бельгийскую операцию, ставшую началом конца Второго фронта в Европе. 

По Швейцарии в тот момент ходят слухи, что немецкая армия вот-вот собирается вторгнуться и в Конфедерацию, а ведь пограничная река Рейн протекает всего в 25 километрах от Цюриха. Однако, несмотря ни на что, театр «Шаушпильхаус» продолжал работу. Перед театром, как всегда, толпились заядлые театралы. Актеры театра сами монтировали и демонтировали декорации и реквизит, ведь Швейцария мобилизовала почти 700 000 человек, а потому в армию ушли и многие работники сценических бригад и техники по свету.

Играют «Фауста» Гёте. На немецком языке. Язык агрессора? Но почему отдавать язык агрессорам? Может быть, взять этот язык и дать ему свободную сцену? Повернуть это оружие в противоположную сторону? Даже несмотря на то, что в жизни швейцарцы говорят на диалекте, который почти не имеет ничего общего с языком автора бессмертной пьесы о человеке, жаждущего Познания и заключившего договор с Дьяволом?

Так и получилось. В Германии того времени «Фауста» интерпретировали в качестве «трагедии нордического человека». В Цюрихе, разумеется, к тексту подходили иначе, ведь играть эту постановку приходилось изгнанникам, бежавшим от террора нацистов. Многие из актеров были коммунистами и евреями. Свой багаж, лежавший тут же за кулисами, они предпочитали не распаковывать. Они были готовы к дальнейшему бегству.

Слева: Мефистофель в исполнении Эрнста Гинзберга (Ernst Ginsberg), справа: Фауст в интерпретации Вольфганга Лангхоффа (Wolfgang Langhoff), 1939-1940 гг. Richard Schweizer/Stadtarchiv Zürich

Актера, игравшего Фауста, звали Вольфганг Лангхофф, он был коммунистом, из-за этого попал в концентрационный лагерь, но сумел бежать в Швейцарию. Мефистофеля играл Эрнст Гинсберг (Ernst Ginsberg), еврей, который прекрасно понимал, какая судьба его ждет на родине. «Мы знали, кто такой Гитлер, и понимали, что нас может ожидать», — вспоминал актор постановки и режиссер Курт Хиршфельд (Kurt Hirschfeld). Зрители были в восторге. 

«Каждый намек на актуальное политическое положение награждался бурными аплодисментами», — говорит К. Хиршфельд. «Пьеса Гёте приобрела неожиданно актуальное звучание. Я и сейчас считаю, что именно тогда и там, в этих старинных стенах, между расписанными картонными стенами и потрясенной публикой, и возник европейский центр интеллектуального сопротивления национал-социализму». В годы нацистской диктатуры цюрихский театр стал последней свободной значительной немецкоязычной сценой.

Театр Schauspielhaus в Цюрихе, примерно в 1935 году. Ludwig Macher/Baugeschichtliches Archiv

С 1933 по 1939 гг.: возникновение эмигрантской сцены

Курт Хиршфельд начал работать в «Шаушпильхаусе» в качестве режиссера в 1932 году, еще до фатального избрания Гитлера рейхсканцлером Германии. Тогдашний директор театра Фердинанд Ризер (Ferdinand Rieser) взял его на работу после того, как под давлением нацистов тот был вынужден, будучи евреем, оставить театр в Германии. 

Сам Ф. Ризер был уже патриархом, театром он руководил с середины 1920-х годов, определяя его репертуарную политику, а также контролируя финансовую сторону дела. Начиная с 1933 года на сцене театра «Шаушпильхаус» играли уже в основном актеры-эмигранты, которым больше не разрешалось служить в театрах в Германии.

Ф. Ризер и его театр сразу после прихода к власти нацистов заняли четкую позицию. На сцене театра звучал «язык агрессора», но на этом языке театр бросал нацистам недвусмысленный вызов, например, поставив пьесу Die Rassen («Расы»), в центре которой находилась тема нацисткой расовой политики. 

Слева: Фердинанд Ризер (Ferdinand Rieser), директор театра Schauspielhaus, справа: Курт Хиршфельд (Kurt Hirschfeld), режиссер-постановщик. Buchausschnitt «Curt Riess, das Schauspielhaus Zürich»

В 1935 году Швейцария переживала так называемую «Фронтистскую весну», краткий период взлета швейцарского Frontenbewegung, симпатизировавшего национал-социалистам. Регулярно пробираясь на спектакли, «фронтисты» пытались срывать их криками из зала «Евреи — вон!». Касалось это и самого директора Ризера, который тоже был евреем. 

Что делать? Ризер вооружил своих сотрудников дрекольем и продолжил работать в прежнем духе. Впрочем, критику ему приходилось выслушивать и из центра политического спектра. Газета «Нойе Цюрхер Цайтунг» призывала, например, «проявлять большую тактичность по отношению к новой немецкой философии. Не следует без необходимости провоцировать „большой кантон“, постоянно обращаясь к еврейскому вопросу». 

С 1938 по 1945 годы: антинацистская классика 

Многие швейцарские писатели и драматурги также выступали с протестами, требуя от Ф. Ризера меньше полемики и «создания народного театра, более отвечающего духу Швейцарии». 

Но только теперь, с исторической дистанции, становится понятно, что именно тогда мужественный Ф. Ризер вместе со своим актерским ансамблем и заложил основу позднейшей славы театра «Шаушпильхаус». «Была создана крепость на острове, начинённая духовной взрывчаткой. Оттуда снаряды летели прямо во врага». Именно так преемник Ризера Оскар Вельтерлин (Oskar Wälterlin) оценивал заслуги театра, которым он управлял начиная с 1938 года. 

Сам же Ф. Ризер больше не мог выносить постоянную враждебность в свой адрес: продав все свои акции и передав управление театра в новые руки, он эмигрировал вместе с семьей в США, подальше от нищеты и войны, громыхавшей буквально у порога. Театр Schauspielhaus стал акционерным обществом Neue Schauspiel AG. Одним из держателей акций театра был город Цюрих, и таким образом частный театр стал муниципальной сценой. 

В 1938 году руководство театром взял на себя Оскар Вельтерлин (Oskar Wälterlin). Richard Schweizer/Stadtarchiv Zürich

Оскар Вельтерлин руководил им до самой своей смерти в 1961 году. Первоначально новое руководство и в самом деле планировало немного «закрыть рот». Накануне большой европейской войны, которая потом превратилась и в мировую, театр не очень-то горел желанием ссориться с Германией. И когда в 1939 году война началась, то в своём репертуарном плане театр и в самом деле фокусировался в основном на комедиях австрийца Иоганна Нестроя и англичанина Уильяма Шекспира, а также на классиках 18 и 19 веков.

Но в цюрихском театре даже эти классики игрались все равно по-другому, менее старомодно и более «трезво». И если на контролируемых нацистами сценах Германии все более заметным становился откровенный пафос, то в Цюрихе делали акцент на гуманизм. Как говорит Вольфганг Лангхофф, «например, слово „свобода“ не выкрикивалось нами, а говорилось таким образом, что оно было захватывающим, но при этом без нажима, в соответствии с внутренним величием этого понятия. Необходимо было сохранить образ человека во всем его многообразии и тем самым занять четкую позицию по отношению к разрушительным силам нацизма».

В то же время как раз старые пьесы, казалось бы, безнадежно устаревших классиков позволяли обратиться к актуальности, не называя её напрямую. И это была определенно умная стратегия. Так, актриса Тереза Гизе, которая занималась, как бы сейчас сказали, политическим стендапом, развлекая публику перед началом спектакля, рассказывала в одном из последующих интервью о том, что «мы изучали каждую пьесу на предмет ее политического содержания, в нашем случае каждый текст имел политическое значение».

Тереза Гизе (Therese Giehse) в спектакле Mutter Courage und ihre Kinder («Мамаша Кураж и ее дети») по пьесе Бертольда Брехта (Bertold Brecht), примерно 1940 год. Doris Gattiker/Stadtarchiv Zürich

«Шаушпильхаус» также ставил и новые пьесы, например, тексты Эльзы Ласкер-Шюлер (Elisabeth Lasker-Schüler, 1869-1945), немецкой поэтессы и писательницы еврейского происхождения, одной из представительниц экспрессионизма. Пьесы Бертольта Брехта также регулярно в премьерном формате ставились в Цюрихе, в отличие от его скандинавской ссылки, где такой возможности у него не было. В репертуарном плане оказывались также английские и американские пьесы.

Разрушающееся единство

Одной из последних пьес, поставленной театром в военный период, стал текст некоего Макса Фриша под названием Nun singen sie wieder («Опять они поют»). На самом деле будущий классик мировой и швейцарской литературы развивался и совершенствовался именно во взаимодействии со сценой «Шаушпильхауса», где его особенно поддерживал и продвигал Курт Хиршфельд. 

Одной из последних пьес, поставленной театром в военный период, стал текст некоего Макса Фриша под названием Nun singen sie wieder («Опять они поют»). Stadtarchiv Zürich

Карьера Фридриха Дюрренматта, другого готового Нобелевского лауреата из Швейцарии, также началась здесь. Без контактов с этим радикально эмигрантским театром они никогда бы не стали теми, кем они вошли в историю мировой культуры. К концу войны многие участники труппы вновь начали поглядывать через границу, в сторону своей оставленной Родины. Еще будучи в Швейцарии они уже работали над восстановлением культурной индустрии Германии, уничтоженной нацистами. 

Одновременно летом 1945 года к труппе присоединились многие актёры, приехавшие в Конфедерацию из Германии, «вбомбленной» союзниками буквально в каменный век. Ситуация усложнилась: теперь вместе с теми, кто был против нацизма, на одной сцене находились актёры, которые годами получали от нацистского режима аплодисменты и ангажементы. А потом, с концом национал-социализма, рухнуло и единство: все «антифашисты» снова стали кто кем — кто либеральными католиками, кто беспартийными левыми, а кто и убежденными коммунистами.