Существует ли в швейцарском обществе элита?

Кристоф Блохер, единственная в Швейцарии «политическая звезда», член правления банка UBS, бывший федеральный министр, идейный лидер консервативной Швейцарской народной партии (SVP), глава созданной им компании Ems Chemie, яркий представитель «почвенной швейцарской элиты». Keystone

Швейцария знаменита на весь мир своей прямой демократией. Эгалитарная модель, лежащая в основе всего здания швейцарской государственности, в сочетании с теорией и практикой «политической нации», строящейся не на «почве и крови», но на определенном наборе общих для всех ценностей, и сейчас делает Конфедерацию весьма привлекательным социальным проектом.

Но значит ли это, что в стране нет слоя, который принято называть «элитой»? И если он существует, то в чем его особенности? Недавно коллектив швейцарских ученых взялся за эту проблему и обнаружил много интересного. Картина социальных отношений в стране, нарисованная по итогам этих исследований, мало напоминает расхожие клише о Швейцарии.

С вопросом о том, как обстоят дела со швейцарской элитой и есть ли она вообще, мы обратились к Феликсу Бюльманну (Felix BühlmannВнешняя ссылка), профессору социологии и политических наук Лозаннского Университета, одному из руководителей исследовательского проекта, посвященного швейцарским элитам.

Он является также главным редактором монографии «Трансформация швейцарской элиты» («Transformation des élites en Suisse), которая составила первый том новой научной серии трудов под названием «Социальные изменения в Швейцарии». Реализуется эта серия «Швейцарским экспертным центром в области социальных наук» при Университете Лозанны при поддержке программы «Национальные приоритетные исследования» («Nationale Forschungsschwerpunkte», «NFSВнешняя ссылка»), курируемой «Швейцарским национальным научным венчурным фондом» («Schweizerischer NationalfondsВнешняя ссылка»).

«Часто под «элитой» понимают людей, добившихся действительно выдающихся успехов в какой-то области», — рассказал он порталу swissinfo.ch. «На самом деле здесь все гораздо сложнее. Напомним, что слово «элита» происходит от латинского «eligo», что значит «избранный», «отобранный», «тщательно отсортированный». В социологии и других общественных науках «элитой» называют, скорее, социальный слой или группу людей, серьезно влияющих на принятие политических решений, имеющих фундаментально важное значение для всей страны».

То есть речь идет не столько о лучших учебных заведениях, о спортсменах, достигших невероятных результатов, или о винах и жилых домах, которые тоже ведь могут быть «элитными», сколько о формальных или неформальных группах, занимающих ключевые позиции в обществе и влияющих на это общество таким же «ключевым» образом, составляя его «мозговой центр». 

Множественность центров власти

В период раннего средневековья в Швейцарии, в отличие от остальной Европы, не было условий для возникновения мощного класса потомственной знати, из которой обычно в то время рекрутировалась правящая элита. Связано это было, в первую очередь, с раздробленностью страны на очень маленькие «кантоны». В каждом из них существовали зачатки родовой аристократии, однако конкуренцию ей всегда составляли свободные граждане с их традициями самоуправления, а также с относительно высокой степенью социальной и экономической мобильности.

С этими обстоятельствами знать была обязана считаться всерьёз, если, конечно, она хотела обеспечить свое политическое и материальное выживание. Свою роль играла и удаленность будущих кантонов от центров имперской власти, так что обособленной имперской элиты в Швейцарии также не возникло.

Права политического самоуправления сочетались в Швейцарии и с правами хозяйственной автономии. Развиваясь сначала в рамках цехового производства, а потом и на основе современных либерально-рыночных принципов, промышленная элита Швейцарии оставалась, во-первых, глубоко укоренённой в традициях народного кантонального самоуправления, а во-вторых, будучи открытой для всех, кто имел талант к предпринимательству, эта элита не концентрировалась в рамках какого-то только одного общественного слоя.

Приобретая политические права не за счет узурпации инструментов социального управления, но в рамках традиций прямой демократии, промышленная элита, богатея, оставалась по сути своей «народной аристократией», не менее влиятельной, правда, но совершенно не нацеленной на конвертацию своего материального богатства в единоличное представительство интересов всего общества.

Элитарные слои

В настоящее время Феликс Бюльманн и его коллеги фокусируются на изучении тенденций, характерных для швейцарских «элитарных слоев» в последние сто лет. Особенности этого периода швейцарской истории, однако, являются прямым следствием процессов, имевших место в 19-м веке, в ходе которого Швейцария пережила наполеоновское нашествие и революционный слом всех социальных и политических структур, характерных для т.н. «Старой Конфедерации», существовавшей до 1798 года, то есть до вторжения Наполеона.

Доминирование города над деревней и одних кантонов над другими было уничтожено. «Патрицианская элита», господствовавшая, например, в Берне, хотя и вернулась потом к власти в период так называемой пост-наполеоновской «Реставрации» (1815-1830 гг.), но она, — и это имеет фундаментальное значение для понимания особенностей Швейцарии, — никогда не была монопольным источником власти.

Что такое элита?

В современной социологии нет единого мнения, кого можно называть «элитой».

В целом можно сказать, что «элита» — это привилегированный слой лиц, имеющих особенное положение в обществе, осуществляющих функции прямого или косвенного управления социумом на основе выработки формальных и неформальных моделей социальных практик и образцов поведения.

Элита позволяет накапливать, анализировать и претворять в жизнь общественный опыт, дающий данному социуму возможность адаптироваться к изменениям в окружающей среде, сохраняя при этом преемственность традиций.

В Берне образцом и местом средоточия такой «элиты» может считаться историко-мемориальное и благотворительное общества «Burgergemeinde BernВнешняя ссылка», членами которого являются потомки местных аристократических родов.

В разных обществах, в разных исторических эпохах и в разных социальных условиях элита может рекрутироваться по-разному.

Она может формироваться на основе знатного происхождения, на основе богатства или в соответствии со степенью индивидуальной одарённости.

Ей всегда оппонировали мощные низовые либеральные народные движения, состоящие из граждан-собственников. В период так называемой «Регенерации» (1830-1848 гг.) эти движения постепенно брали власть в кантонах, где изгоняя старую патрицианскую элиту, а где и привлекая ее, на новых условиях, к государственному управлению. 

Таким образом, политическая элита Швейцарии, не будучи единоличным источником власти, всегда существовала в атмосфере общественной дискуссии. Ей всегда приходилось доказывать обоснованность своих претензий на власть и влияние, постоянно «сдавая экзамены на зрелость» перед лицом народа.

Разгром олигархии

Создание современной Швейцарии в 1848 году породило два новых феномена: управленческую элиту «федерального уровня» и новые условия ведения хозяйственной деятельности, обусловившие мощный промышленный рывок страны в сторону модерна. Неизбежно возникло олигархическое слияние власти и бизнеса, освобожденного в новой Швейцарии от пут мелкой кантональной государственности, символом же этого слияния стала фигура Альфреда ЭшераВнешняя ссылка. Швейцария стояла на критической развилке своей истории.

Однако первый всеобщий пересмотр федеральной конституции в 1874 году (второй состоялся в 2000 году) дал народу в Швейцарии инструменты современной прямой демократии (референдум), с помощью которых олигархическая «система Эшера» была уничтожена довольно быстро. Промышленная и политическая элита страны была поставлена отныне в условия прямого столкновения с демократическими правами народа.

Результатом этого стало возникновение знаменитой «культуры швейцарского компромисса», которая помогла сохранить единство страны и обеспечить конструктивный диалог множественных центров влияния в стране, где власть не концентрируется в столице, как в России или Франции, а оказывается, причем совершенно сознательно, разбросанной по разным социальным слоям и уровням швейцарского федерализма, по различным языковым, культурным и религиозным ареалам. 

В среднесрочной исторической перспективе это привело к нивелированию представителей швейцарской элиты. Ее представители имели, как правило, один и тот же, довольно средний, социальный и образовательный уровень. Они обладали весьма скромными финансовыми и административными ресурсами, не позволявшими им претендовать на политический монополизм. Негативным следствием этого обстоятельства стало отсутствие в Швейцарии образцов высокой культуры в количестве, сравнимом с Германией, Италией или Францией, где именно развитая автократическая элита была заказчиком того, что сейчас составляет классику европейского культурного наследия. 

Однако куда важнее для Швейцарии был тот факт, что элиты не имели здесь возможностей стать единоличными представителями власти, что накладывало на них неизгладимый отпечаток. Говоря по-простому, швейцарская «элита» очень скромна, она знает свое место и не претендует на универсальную репрезентацию целей и ценностей общественного блага. Находясь в постоянном критическом диалоге со другими слоями социума, швейцарская элита вносит свой вклад в общее процветание, будучи постоянно настроенной на социальный компромисс. 

Тидьяне Тиам, новый исполнительный директор банка Credit Suisse, родился в Кот-д’Ивуаре, имеет гражданство как этой африканской страны, так и Франции. Он является яркой иллюстрацией процесса «глобализации» швейцарской экономической элиты. Keystone

Не допустить отрыва

Основой проекта профессора Феликса Бюльманна является банк данных, в котором содержится детальная информация о личной и профессиональной истории примерно 20 тыс. человек, числящихся сейчас в рядах политической, экономической, административной и научно-культурной «элиты Швейцарии».

Анализируемый период охватывает время с 1910 по 2010 гг. На основании собранных данных ученые, в частности, уже смогли прийти к выводу о том, на протяжении всего 20-го века представителями швейцарской элиты в основном были состоятельные, хорошо образованные люди мужского пола — и, конечно, коренные швейцарцы. Мигрантов среди них представить себе было просто невозможно.

«Приземленность» и «скромность» швейцарской элиты, а также здание швейцарской государственности, выстроенное строго снизу-вверх на основе принципа субсидиарности (компетенции для решения данных задач предоставляются тому уровню федеративного механизма, на котором обеспечивается наиболее дешевое и оптимальное решение этих задач — прим. ред.) привели к тому, что федеральный центр в стране, а значит и «федеральная элита», оказались наделены очень ограниченными и строго контролируемыми формальными полномочиями.

Поэтому-то даже город Берн в Швейцарии, вопреки расхожим представлениям, юридически не имеет статуса столицы. Более того, стремясь не допустить отрыва политических «элит» от реальной жизни, кантоны настояли в свое время на создании непрофессионального («милиционного») парламента, депутаты которого приезжают четыре раза в год в Берн на свои сессии, но в остальное время живут у себя на родине, рядом с избирателями.

Глобализация элит

Во второй половине 20 века, однако, ситуация начала меняться кардинально. Процессы глобализации и все более плотная вовлеченность Швейцарии в мировое разделение труда привели к появлению новых источников благосостояния, которые на сей раз, — что очень важно, — находились за пределами Швейцарии.

Создав почти идеальные условия для привлечения иностранного бизнеса, Швейцария сейчас просто «забита» штаб-квартирами международных корпораций. Английский язык слышен на улицах едва ли не реже четырех швейцарских национальных языков. Возникли условия для возникновения новой элиты, пусть даже родом из Швейцарии, но живущей за счет глобальных рынков. Такая элита и связанные с ней новые форматы обустройства частной жизни уже в гораздо меньшей степени зависели от демократического народного мнения.

В самом деле, если в 1980 году доля высших управленческих постов, на которых находились иностранцы в 110 крупнейших швейцарских фирмах, составила 3,7%, то в 2010 году этот показатель возрос до 35%. Такой финансовый гигант, как банк «Credit Suisse», является отличной иллюстрацией этого нового тренда, особенно если учесть историю о том, как недавно ушедшего с должности исполнительного директора банка американца Брэди Дугана (Brady Dougan) сменил африканец Тидьяне Тиам (Тidjane Thiam). 

Жизнь вокруг стремительно усложнялась, что непосредственно отражалось на федеральной элите, в частности, на парламентариях, и на парламентаризме в целом. Швейцарский депутат, хорошо знающий луга и поля в своем кантоне, попадая в Берн, все чаще сталкивался с глобальными вопросами, на которые он едва ли мог так сразу дать ответ. Поэтому начинает резко расти значение разного рода консультантов и лоббистов.

С другой стороны, для самих депутатов с их политическими полномочиями и знаниями местных реалий начинают открываться совершенно новые перспективы сотрудничества с частным отечественным и глобальным бизнесом. Уже в 1957 году, например, 19,5% парламентариев одновременно занимали какие-либо должности в совете директоров крупнейших швейцарских компаний. Сегодня эта тенденция выражена как никогда ярко.

«Члены швейцарского парламента всегда были, да и сегодня остаются, тесно связаны с крупными концернами, заседая в советах директоров и в правлениях швейцарских и международных компаний», — подтверждает Андре Маш (André MachВнешняя ссылка), который также является профессором университета Лозанны и соавтором монографии «Трансформация швейцарской элиты».

Бунт «почвенников» и ответ «глобалистов»

Разумеется, традиционные швейцарские элиты, опирающиеся на «несовременные» принципы ведения бизнеса (опора не на спекулятивные глобальные рынки, но на «достойную», окрашенную протестантской этикой, работу у себя в регионе), не могли оставаться безучастными.

Поднимая на щит «традиционные ценности честного бизнеса», они начали все более активно критиковать «продажность» новых «неолиберальных элит», настаивая если и не на изоляции Швейцарии от внешнего мира, то на сохранении ею всех атрибутов государственного суверенитета. Ярким представителем этого направления является консервативная Швейцарская народная партия (SVP).

«Практика, в рамках которых люди могут занимать сразу несколько ответственных постов как в политике, так и в бизнесе, становится все менее популярной, как в средствах массовой информации, так и в общественном мнении», — говорит А. Маш. Результатом в Швейцарии стали такие «антиэлитарные» акции, как, например, законодательная инициатива Томаса Миндера, выступившего за усиление прав акционеров перед лицом «зажравшихся» членов правления фирм и получившего полное одобрение народа.

Ответом «интернациональных» элит стали попытки демонстративно увеличить собственную социальную проницаемость путем встраивания в свою структуру новых социальных лифтов и возможностей личного карьерного взлета специально для женщин. Гендерный фактор и вопрос «насыщения элит» представительницами прекрасного пола и сейчас остается в Швейцарии серьезной темой. Нужна ли бизнесу страны «женская квота» в составе правлений ведущих фирм? Приведет ли женское присутствие к гуманизации «неолиберальной элиты»?

Этот вопрос особенно интересен именно для Швейцарии, страны, где женщины право голосовать, избирать и быть избранными на федеральном уровне получили только в 1971 г. Стефани Гинальски (Stephanie GinalskiВнешняя ссылка), социолог Университета Лозанны и еще один соавтор монографии «Трансформация швейцарской элиты», считает, что если где женщины и продвинулись вперед и вверх, то скорее в политической сфере, а вот экономическая элита, когда дело доходит до гендерного равенства, пока еще серьезно отстаёт. В самом деле, в 2010 году доля представительниц женского пола среди элиты в экономической сфере была на уровне лишь 10%, тогда как в политической сфере этот показатель находился на уровне 27,6%. 

Так или иначе, проект исследования характера швейцарских элит имеет долгосрочный характер. Сказать, какую роль будут играть элиты в швейцарском обществе в будущем пока очень трудно. Ясно одно: в Швейцарии противоречия между «почвенными» и «неолиберальными» элитами (в лице промышленных кругов, групп влияния, кантонального чиновничества и соответствующих фракций депутатского корпуса) будут продолжаться, коль скоро страна и дальше будет одновременно жить сразу в двух измерениях: крайне локальном и ультра-глобальном. Серьезно усложнилась ситуация после референдума 9 февраля 2014 года, в ходе которого «почвенная» элита, добившись права вернуться к самостоятельному и жесткому регулированию притока в страну трудовых кадров из стран ЕС, взяла серьезный реванш в противостоянии с элитой «глобальной».

Перевод и научная адаптация: Надежда Капоне, Игорь Петров