Цифровизация и новые тренды в политической агитации в Швейцарии

Доля тех, кто голосовал против предложения предоставить частным компаниям заниматься техническим обеспечением проекта «электронной подписи», достигла 7 марта 2021 года показателя в 64,4% при явке в 51%. Организаторы референдума Бенуа Гайар (Benoit Gaillard) и Даниэль Граф (Daniel Graf, справа) имели все основания «откупорить шампанского бутылку». Keystone / Anthony Anex

Цифровая революция и господство социальных сетей давно уже стали глобальным феноменом, оказывающим влияние на все сферы жизни. В демократических странах Западной Европы они приводят к глубокому переформатированию характера функционирования традиционных структур и институтов прямой и представительской демократии. 

Русскоязычную версию материала подготовил Игорь Петров.

Партийно-политическая и агитационная работа, которая в последние сто лет велась «аналоговыми» средствами, инструментами и форматами, оказалась в последние десять лет в состоянии как сотрудничества, так и конкуренции с новыми сетевыми форматами мобилизации электорального потенциала. У этого процесса, как и у любого другого исторического феномена, есть как позитивная, так и негативная сторона. 

Гражданское общество получает новый инструмент прямого воздействия на политическую повестку? Да. Ведет ли «цифровизация» к деградации уровня и глубины общественного диалога и к господству сетях политических доносов и анонимных компаний шельмования? Безусловно. Швейцарский политолог и историк, наш постоянный колумнист Клод Лоншан размышляет о новейших тенденциях, которые стали заметны в политике Швейцарии в связи с распространением цифровых инструментов политических агитации и мобилизации. 

«Отказ швейцарского народа (большинством в 64,4% голосов) одобрить на референдуме 7 марта 2021 года проект закона о формате персональной электронной идентификации в сети интернет стал горьким поражением правительства и парламента. Кроме того, это решение народа стало еще и отражением факта роста влиятельности «цифровых активистов», которые постепенно превращаются в серьезный политический фактор. Парламент и все основные партии должны отнестись к этому феномену очень серьезно. 

В принципе, когда речь идет о голосовании по законам, предлагаемым правительством, то, как правило, народ склоненВнешняя ссылка поддерживать их — так происходит в среднем в шести из десяти случаев. И это неплохой результат. Однако в рамках нового легислатурного периода, который начался после парламентских выборов в октябре 2019 года, правительство потерпело уже третье поражение на семи референдумах, включая и провальное для него голосование по закону о E-ID 7 марта. Что тут пошло не так?

Доля тех, кто голосовал против предложения предоставить частным компаниям заниматься техническим обеспечением проекта «электронной подписи», достигла 64,4 процента, то есть закон был провален почти двумя третями голосов, а по швейцарским меркам это не просто очень убедительно, но еще и признак того, что в этой области существует некая качественная оппозиция народа по отношению к тому, как власти хотели бы формировать процесс «цифровизации» общественно-политической жизни на среднесрочный период. За последние 10 лет еще большая доля голосов, поданных против правительственного законопроекта, наблюдалась только два раза. 

Опрос, проведенный после голосования, показал, что против закона о цифровой идентификации голосовали прежде всего представители низшего среднего класса, то есть люди, которые в целом не доверяют официальной политике. Но результаты референдума 7 марта 2021 года заслуживают более пристального внимания еще и по другим причинам: они свидетельствуют о совершенно новых механизмах и форматах, буквально вторгшихся на швейцарскую политическую арену и впервые проявивших свой потенциал с такой убедительной силой. Я вижу здесь целый ряд феноменов и явлений, объясняющих такой необычный результат.

Тренд: общественный раскол!

Цифровая революция расширяет круг политических акторов. Новые акторы ставят политическую монополию государства, партий и объединений в общественной сфере под вопрос и меняют общий расклад сил. С точки зрения демократической политики такой плюрализм вполне даже желателен. Но у него есть и проблемные стороны. В современной западноевропейской политологии в настоящий момент существует консенсус на предмет следующих рабочих гипотез. 

Гипотеза 1: Массовая коммуникация становится групповой коммуникацией замкнутых сообществ с собственной идентичностью. Политические послания куда более точно достигают релевантной аудитории, однако традиционная западная демократическая «общественность» подвергается фрагментации на несвязанные между собой «комьюнити»: каждое из этих «сообществ» стремится замкнуться в себе на основе принципа информационной автаркии.

Гипотеза 2: Коммуникация, ориентированная на локальные сообщества, находится под влиянием хорошо связанных между собой глобальных игроков, способных быстро и повсеместно коммуницировать глобальный опыт на локальный уровень.

Гипотеза 3: Спектр мыслимого и говоримого, озвучиваемого, расширяется, одновременно усиливается конкуренция субъективных нарративов, а все вместе это усиливает и подпитывает недоверие к устоявшимся политическим и коммуникационным форматам, инструментам и практикам.

Теперь подробнее. 

Первое: институциональная и внеинституциональная общественность

Возникает непривычный для западного демократического контекста раскол между политической элитойВнешняя ссылка, истеблишментом, и электоральным базисом, особенно когда чаяния и мнения этого базиса перестают влиять на формирование повестки дня парламентов и когда эти чаяния и мнения не отражаются в перечне тем и вопросов, обсуждаемых в период и в рамках предвыборных кампаний. Предпосылкой для возникновения этой ситуации является конфликт интересов и ценностей между властями и гражданами, что для западного демократического дискурса явление новое. 

Обычно предполагается, что представительская демократия обеспечивает синхронизацию этих двух комплексов ценностей. Но теперь цифровизация западного демократического процесса ставит с ног на голову все старые, казавшиеся незыблемыми логики и практики. Так происходит, в частности, не только тогда, когда сетевые активисты получают возможность формировать повестку дня законодательных органов власти в обход интересов и мнения массового электората, но и тогда, когда прямые экономические интересы инкорпорируются в эту повестку дня посредством прямого лоббизма, каковой в Швейцарии не только развит, но и официально признан в качестве законной политической деятельности. 

В случае законопроекта об электронной идентификации произошло столкновение разных целеполаганий: с одной стороны существовали резоны ускорения темпов «оцифровки» форматов коммуникации граждан и властей на основе принципов государственно-частного партнерства, с другой стороны существовало убеждение, что только государство способно гарантировать защиту личных данных и поставить заслон на пути коммерциализации этих данных, как это уже происходит в социальных сетях. 

Данное столкновение было подкреплено и усилено альянсом левых сил, заинтересованных в урезании роли частной инициативы и усилении дирижистского, социалистического подхода к решению таких актуальных проблем, как эта, но также и представителями «Зелено-Либеральной партии» (GLP) и «уклонистами» с правого фланга. Свои «пять копеек» добавили крупнейший профсоюзный альянс страны SGB и кантон Во, выступавший от имени ряда скептически настроенных кантонов. Вместе они успешно сформировали общественное мнение, что и привело к провалу закона об электронной идентификации в сети на референдуме.

Второе: сетевой активизм узкой тематической направленности

В день голосования на референдуме противники законопроекта об электронной идентичности напоминали «петуха и кукушку» из басни: они утверждали, что им удалось провести «первый успешный краудфандинговый референдум» в Швейцарии, мобилизовав даже многих «ботаников» из ИТ-сектора, обычно равнодушных к политике, используя наукообразный вокабуляр и сумев и в самом деле создать для себя имидж убедительных оппонентов властей. По сравнению с предыдущими аналогичными кампаниями все это выглядит действительно примечательным событием. 

Прямая демократия в Швейцарии и так в целом носит в своем ДНК «краудфандинговые» элементы, но, если теперь речь идет об «истинном базисно-цифровом референдуме», что это должно что-то означать, это значит, что в сфере устоявшихся демократических западноевропейских практик происходит некий сдвиг. Видимо, речь идет о том, что часть общественного и политического истеблишмента, настроенная против властей, просто потому что это власти, к настоящему времени идеально овладела цифровыми форматами проведения политических кампаний. 

Сначала речь шла о внедрении цифровых инструментов по сбору подписей под инициативами и законопроектами, затем цифровые инструменты начали использовать с целью поиска и привлечения финансов, необходимых для организации политических кампаний, и вот теперь наступил третий логичный этап: мобилизация не просто избирателей, но активистов, то есть людей, изначально заряженных идеологией и бескомпромиссно исповедующих именно эту и никакую другую картину мира. 

Такая практика является новым этапом «инстаграмизации» политики, когда место философов, писателей, политиков, партийных лидеров и иных «народных трибунов» занимают типичные инфлюэнсеры, которые, правда, рекламируют уже не веганскую кухню, но определенные идеологии или мнения, математически точно вычисляя членов своей целевой аудитории и мобилизуя ее на эмоциональном уровне в рамках скоротечных и тематически крайне узко очерченных кампаний. 

Третье: бенефициары пандемии

Инициаторы референдума против закона о E-ID и его победители являются типичными бенефициарами коронавирусной пандемии, ведь им удалось четко уловить новый «цайтгайст», то есть дух времени и не пропустить новые открывающиеся им шансы. Многочисленные и все еще продолжающиеся антиковидные карантинные меры привели к тому, что традиционная швейцарская муниципальная демократия, основа основ прямого народоправства в стране Вильгельма Телля и цюрихских гномов, перешла в сеть, начав растворяться в первобытном супе цифрового активизма. Гражданские ассоциации, объединения, инициативные группы и гражданские комитеты, являющиеся кровеносной системой прямой демократии, также попали в ситуацию коллапса. 

Однако ошибались те, кто считал, что это приведет к снижению степени участия людей в политической жизни, как это произошло во многих других странах. Рост явки на голосования и выборы в Швейцарии и так уже наблюдается с начала 1990-х годов. То же самое касается и степени массового интереса к политическим вопросам. Но в условиях цифровой революции и пандемии все эти показатели достигли новых пиковых уровней. Участие в референдуме 7 марта 2021 года приняли 51% об общего числа лиц, имеющих право голоса. Цифровые инструменты стали одновременно и великим уравнителем: раньше локальная политика делалась в тавернах мужчинами «между пивом и шнапсом», теперь же на роль застрельщиков политических дискуссий, мод и перемен все чаще претендуют молодые женщины.

Четвертое: активизация нового гражданского общества

Успешные цифровые политические кампании и меняющийся характер политической мобилизации электората указывают на совершающийся в западном демократическом гражданском обществе переход к некоему совершенно новому укладу. Как подтверждают международные социологические исследования, все это выводит на первый план социальные группы, которые выступают против транснациональных корпораций и всесилия государства, то есть однозначной левой повестки мы тут не имеем. 

Зато мы имеем такие спорные пункты, как пренебрежение правами человека и императивами охраны окружающей среды, не говоря уже о полностью перечеркнутых гарантиях неприкосновенности частной жизни. Все это подпитывает взаимное недоверие, формируя, однако, новые мотивы и активируя новые движущие силы политического взаимодействия. Оно в свою очередь формирует какое-то новое гражданское общество, контуры которого еще до конца не ясны, но которое точно не является коммерчески ориентированным и действует поверх былых партийно-политических барьеров. 

В Швейцарии это новое гражданское общество впервые проявило себя в 2016 году, став несущей силой, старавшейся потопить «усилительную инициативу» (Durchsetzungsinitiative) Швейцарской народной партии SVP. В 2019 году оно уже определило ход и результаты парламентских выборов, умело разогрев уличную активность (климатические демонстрации, женская забастовка), а потом так же умело свернув ее за ненадобностью. В 2020 году это новое гражданское общество почти победило в борьбе за «народную законодательную инициативу о корпоративной ответственности бизнеса», сумев запрячь в свои интересы даже церковь. 

В итоге народ одобрил эту инициативу, и если она и потерпела поражение, то только из-за отрицательной позиции большинства кантонов, что вызвало краткую, но активную кампанию в сетях, направленную против «устаревшего» принципа «двойного большинства» при внесении поправок в федеральную конституцию. Кампания эта шансов не имела, ведь кантоны в Швейцарии не склонны уступать кому бы то ни было свои полномочия и свою автономию. Так что эта кампания также была по-быстрому свернута, но в 2021 году это новое гражданское общество снова активизировалось и привело к гибели закон об основах электронной идентификации в сети интернет.

Что день грядущий нам готовит?

Уже летом, 13 июня 2021 года, в Швейцарии состоится очередной референдум, на который (федеральный уровень) будут вынесено пять вопросов, среди которых — действующий Федеральный закон «О мерах противодействия пандемии Ковид-19» и еще один закон о правовых основах противодействия терроризму. Несмотря на пандемию, под предложениями провести референдумы по этим двум вопросам было собрано рекордное число подписей граждан. 

Таким образом, гражданские инициативы, организующие голосования такого рода, опираются, как и прежде, на широкие массы избирателей. Но при этом процесс формирования общественного мнения происходит уже вне или в лучшем случае на периферии сферы влияния традиционных политических партий, а в оппозиционную политику вовлекаются новые люди. Отстаивать свои взгляды они будут иными, нестандартными методами, порой преподнося политическому мейнстриму непредсказуемые сюрпризы. Партиям и политикам можно только порекомендовать очень серьезно отнестись к такого рода новым вызовам современности».