Что такое феминистская внешняя политика?

Левацкие мятежники FARC отмечают подписание мирного соглашения с правительством Колумбии в воскресенье, 25 сентября 2016 года. Copyright 2016 The Associated Press. All Rights Reserved.

Резолюция СБ ООН 1325 рассматривается  в качестве одного из столпов «феминистской» внешней политики, однако эксперты говорят, что благое пожелание об «активном подключении женщин к международным делам» все еще остается небольшим примечанием на полях глобальной дипломатии.

Русскоязычную версию материала подготовил Игорь Петров.

Ровно 20 лет назад, 31 октября 2000 года, Совет Безопасности ООН принял историческую резолюцию номер 1325, которая претендовала на роль документа, способного полностью перевернуть подход к международной многосторонней дипломатии. 

В самом деле, в резолюции содержится «настоятельный призыв» к государствам-членам ООН и Генсеку ООН лично «обеспечить более активное участие женщин на всех уровнях принятия решений в рамках национальных, региональных и международных институтов и механизмов предотвращения, регулирования и разрешения конфликтов».

В частности, резолюция требовалаВнешняя ссылка «назначать больше женщин на должности специальных представителей и посланников, добиваться расширения роли и вклада женщин в рамках полевых операций ООН и особенно среди военных наблюдателей, гражданского полицейского персонала, сотрудников по правам человека и гуманитарного персонала». 

Сегодня этот документ рассматривается в качестве одного из столпов так называемой «феминистской» внешней политики, однако многие эксперты говорят, что благое пожелание об «активном подключении женщин к международным делам» все еще остается небольшим примечанием на полях глобальной дипломатии. А что это такое, «феминистская дипломатия»? И как с ней обстоят дела в Швейцарии?

Перенесемся для начала в Колумбию 

Когда в этой стране шли мирные переговоры между правительственной стороной и мятежниками из марксистской экстремистской группировки FARC, колумбийские активисты пытались использовать резолюцию 1325, с тем чтобы оказать давление и на правительство, и на леваков из FARC и заставить их подключить к переговорам больше женщин. 

Особой роли эта резолюция тогда не сыграла, тем не менее, в мирном соглашении, заключенном между сторонами конфликта в 2016 году, гендерная проблематикаВнешняя ссылка была отмечена особо. Реализация этого соглашения идет в Колумбии скорее неудовлетворительно, однако местные женские политические организации и движения продолжает свою борьбу за имплементацию этого документа, коль скоро на его основе есть шанс добиться улучшении условий жизни женщин в этой бедной латиноамериканской стране. 

Кроме того, как показывают исследования, шансы на то, что стороны будут соблюдать условия мирного соглашения хотя бы 15 лет, увеличатся на 35%, но только при условии, если к мирному процессу будут активно привлечены женщины как отдельная гендерная группа со своими специфическими интересами.

Всем будет хорошо — будет и мир

«Резолюция 1325 была инициирована женщинами глобального Юга, потому что с их точки зрения современная глобальная политика в области безопасности не учитывала их интересов и нужд», — говорит Леандра Биас (Leandra BiasВнешняя ссылка) из швейцарского левого «Фонда мира» swisspeace. Соответствующая лоббистская работа принесла в итоге свои плоды: 31 октября 2000 года Совет Безопасности ООН единогласно принял резолюцию 1325 «Женщины, мир, безопасность», носящую характер обязательного к выполнению международно правового акта.

«Феминистская внешняя политика гарантирует возможность для всех людей вести достойную жизнь», — подчеркивает Л. Биас. «Ведь истинный мир в смысле стабильной и ненасильственной ситуации может быть достигнут только тогда, когда дела пойдут хорошо у всех, а все это также включает в себя меры по социальной интеграции меньшинств, по борьбе с нищетой и по обеспечению самого широкого доступа людей к образовательным услугам и к здравоохранению».

Но что такое вообще «феминистская внешняя политика»?

На первый взгляд термин «феминистская внешняя политика» кажется довольно расплывчатым. «Когда я впервые услышала такой термин я просто вздрогнула от испуга! Как? Феминистская? Внешняя политика? Но потом я навела справки и поняла, что речь тут идет о большем представительстве женщин во внешней политике в целом и в миротворческих процессах и проектах в частности». 

Иветт Эстерманн (Yvette Estermann), депутат Национального совета (большой палаты федерального парламента Швейцарии) от консервативной Швейцарской народной партии (SVP). zvg

Об этом нам рассказывает Иветт Эстерманн (Yvette Estermann), депутат Национального совета (большой палаты федерального парламента Швейцарии) от консервативной Швейцарской народной партии (SVP) и член парламентского Комитета по внешней политике. «В целом же я нахожу этот термин бессмысленным, потому что на самом деле речь следует вести о «гуманной внешней политике».

«Не согласна с утверждениями о том, что термин „феминистская внешняя политика“ является неудачным и бессмысленным», — говорит Клаудия Фридль (Claudia Friedl), депутат Национального совета от швейцарской социал-демократической партии (SP) и также член Комитета по внешней политике большой палаты парламента страны. 

«Речь идет о включении отдельной строкой прав человека, точнее, прав женщин и девочек, во внешнеполитические цели данного государства. Потому что между гендерным равенством, защитой прав человека, устойчивым развитием и поддержанием мира и безопасности существует тесная прямая связь. Я убеждена, что внешняя политика может быть успешной только при наличии последовательной гендерной перспективы».

Клаудия Фридль (Claudia Friedl), депутат от социал-демократической партии (SP). © Keystone / Gaetan Bally

Иветт Эстерманн также считает, что любое мирное соглашение будет иметь больше шансов на успех, если оно будет заключено с участием женщин. «Женщины ведут себя куда более гуманно, они в большей степени думают о будущем и о последствиях своих действий. Вот почему решение активнее подключать их к мирным переговорам было совершенно правильным решением». 

Леандра Биас также убеждена в том, что «мирное соглашение не будет стабильным и долгосрочным в случае, если оно было достигнуто путем переговоров с участием только тех, кто участвовал в конфликте и допускал применение насилия. В любом мирном процессе должны участвовать гражданские общественные субъекты, действия которых опираются на принципы и идеи миролюбия и примирения. И очень часто такими субъектами являются именно женщины».

Имплементация резолюции

«Одно дело подписать резолюцию, совсем иное — осуществить ее и наполнить живым содержанием», — говорит И. Эстерман. «Очень важно, чтобы Совет Безопасности продолжал продвигать феминистскую повестку дня в рамках процедур по обеспечению мира и безопасности, но в конечном итоге нам нужно больше действий, а не больше слов», — говорит Марисса Конвей (Marissa Conway), соучредитель британского Центра феминистской внешней политики (Centre for Feminist Foreign Policy, Лондон и Берлин). 

По ее словам, резолюция 1325 была принята 20 лет назад, но женщины во всем мире если и участвуют в мирных переговорах, то зачастую только уже после того, как все самое главное уже сделано, как бы для проформы. Поэтому «как никогда важно создать реальную основу для действительно феминистской внешней политики, с тем чтобы построить прочные отношения сотрудничества между государствами и социальными группами и сообществами в деле защиты прав человека и меньшинств».

«Наилучшим способом обеспечить прочный мир во всем мире является способ, который позволил бы сформировать феминистскую внешнеполитическую структуру, в рамках которой центральное, а не второстепенное, как сейчас, место во всех политических решениях имели бы именно права женщин и меньшинств», — убеждена М. Конвей. Насколько такие взгляды вообще реальны и не являются ли они беспочвенными фантазиями?

Успехи и критика

Леандра Биас не считает резолюцию 1325 «пустой бумажкойВнешняя ссылка». Она напоминает, что на ее основе международное сообщество разработало и приняло обширную нормативную базу применительно к проблемам сексуального насилия в условиях конфликта. В Римский статут Международного уголовного суда, вступивший в силу в 2002 году, был включен исчерпывающий список преступлений в отношении женщин. 

Однако и Л. Биас критикует ход выполнение резолюции, заявляя, что на «глобальном Севере» она рассматривается «исключительно как внешнеполитическая резолюция». «Такой подход укрепляет представление о том, что „женщин спасать“ требуется только на глобальном Юге, что есть продолжение старого колониального дискурса, мол, темнокожих женщин спасает белый мужчина, потому что темнокожие мужчины более жестоки, чем белые, как будто для той же Швейцарии такой проблемы, как сексуализированное насилие, вовсе не существует». Иветт Эстерманн рассматривает ситуацию иначе. 

«В Центральной Европе, то есть в цивилизованном мире, женщины уже в достаточной степени вовлечены в политические и общественные процессы. Мы можем голосовать и быть избранными, занимать руководящие должности, посещать школы, и таких женщин нужно отличать от тех, кому все это до сих пор не позволено. Безусловно, тут есть еще что делать, и мы предпринимаем все возможное, чтобы добиться исправления существующих диспропорций». При этом едва ли не самым большим недостатком резолюции является отсутствие санкций за непринятие мер для ее реализации.

Как на этом фоне выглядит Швейцария?

Швейцария уже опубликовала как национальный план действий по осуществлению резолюции «Женщины, мир, безопасность», так и ряд докладов на тему реализации этого плана и его модификаций. В последнем «плане действий» Швейцария закрепила цель увеличить в ближайшие число женщин в составе переговорных групп и направить больше швейцарских посредников в конфликтные регионы. Присутствие женщин в швейцарской армии, полиции, военной юстиции, в политике в области безопасности и в миротворческих операциях также должно быть усилено.

Леандра Биас, в частности, координирует проект «Вклад гражданского общества в реализацию Швейцарского национального плана действий по реализации положений резолюции 1325» (Beitrag der Zivilgesellschaft zur Umsetzung des Schweizer Nationalen Aktionsplans 1325Внешняя ссылка). Цель проекта — обеспечить учет опыта и ноу-хау, накопленных гражданским обществом, в рамках осуществления швейцарского «национального плана действий». Швейцария, кстати, стала последней страной в Западной Европе, широко открывшей двери дипслужбы для женщин, произошло это лишь в 1956 году.

Клаудия Фридль ставит Швейцарии оценку «удовлетворительно», ведь эта страна, например, выступает за более активное подключение женщин к мирным переговорамВнешняя ссылка по Сирии. «Начало положено, но, к сожалению, сделать еще предстоит очень много. С другой стороны, у Швейцарии есть проблема с точки зрения согласованности внешнеполитического курса: поощрение мира и посредничество в кризисных ситуациях плохо сочетаются с экспортом вооружений и товаров двойного назначения».

Иветт Эстерманн позитивно оценивает, например, факт направления Швейцарией на 20% большего, чем раньше числа женщин в Косово в рамках своей миротворческой миссии, и это несмотря на то, что женщины составляют в Вооруженных силах страны долю менее 1%. Швейцария своё домашнее задание выполнила. И пусть она не является отличником в области «феминистской внешней политики», но кое-каким передовым опытом поделиться она все-таки может. 

В частности в рамках осуществления резолюции 1235 МИД страны активно работает вместе с гражданским обществом в лице неправительственной организации Swisspeace вплоть до того, что министерство даже поддержало выпуск «теневого» доклада этой НПО, иными словами, МИД фактически сам заплатил за критику в свой же собственный адрес.

Три вопроса активистке Леандре Биас

Провоцирует ли гендерное неравенство войны?

В целом да, провоцирует, но я бы предпочла говорить скорее не о гендерном неравенстве, а о принципе «гендера» как о типе иерархии, т. е. о характере властных структур. Во многих культурах и сейчас еще существует идеал доминирующей мужественности. В ситуации конфликта этот идеал доводится до предела. Мужчины обязаны «не рассуждать, а действовать» и надеяться, что это будет по достоинству за(от)мечено. 

Это и приводит в итоге к насилию в отношении как мужчин, так и женщин. Мужчин в армии натаскивает на все это. Милитаризация становится кульминацией процесса возвращения особым образом понятого личностного суверенитета. Мы также знаем, что и государства формируются на основе совершенно определенной гендерной матрицы: мужчины должны сражаться и гибнуть, но это ничего, потому что «женщины новых нарожают». И до тех пор пока эти идеалы сохраняются в качестве объективно руководящих принципов, каждый конфликт будет неизбежно иметь гендерное измерение.

В самом ли деле женщины более гуманны? 

Этот вопрос задается и феминизму в целом. Однако широкая общественность как-то не заметила, что и феминистская теория, и формы общественного активизма претерпевали на протяжении всей своей истории заметные трансформации. В 1970-х годах речь шла о том, чтобы для начала элементарно привнести женскую точку зрения в общественно-политический дискурс. 

Речь шла о том, что женщины имеют иной биологический опыт, пусть даже на поверку он во многом оказывается еще и социальным конструктом, поэтому очень важно было учитывать и этот аспект тоже. Затем на сцене появились постструктуралистские феминистки, такие как Джудит Батлер (Judith Butler), которая сказала: «Дихотомии мужчин и женщин не существует». А потом пришли постколониальные феминистки, которые сказали: гендерное мышление невозможно без учета колониальной истории.

Мое поколение феминисток опирается в попытках формировать «феминистскую внешнюю политику» на идею межжанрового перформанса: мы стремимся рассматривать гендер не только как вещь в себе и для себя, но еще и как фактор, который как-то взаимодействует с другими структурами власти. Женщины вовсе не более миролюбивы или гуманны сами по себе. Поэтому мы учитываем не только женщин, но и глобальные властные структуры. 

На пике пандемии и карантина можно было слышать, мол, женщины более ответственно подходят в таких экстремальных условиях к решению задач политического руководства. С другой стороны, мы говорим: женщины и мужчины равны! Не противоречие ли это?

В науке сейчас существует консенсус в отношении того, что мужчины и женщины в целом равны, но их объективные различия претерпевают процесс социализации. Недавно в СМИ возник «хайп» по поводу того, что женщины-главы государств, якобы, лучше справились с коронавирусным кризисом. Однако последние исследования показывают, что важно не это, а то, как те или иные страны организуют участие женщин в политике. 

Вопрос, поэтому, состоит не в том, являются ли женщины лучшими лидерами, а в том, в каких странах они с большей вероятностью имеют шанс занять должности в политическом руководстве? Такой подход способен «разорвать привычные шаблоны» в том смысле, что женщины, якобы, более уверенно осуществляют навигацию по бурным водам пандемии, тогда как такие мужчины, как Трамп или Болсонаро обречены сесть на мель. Вот отсюда и вся эта шумиха в СМИ.