Что такое «свобода слова» и где ее границы?

Критики карантинных мер противодействия коронавирусной пандемии часто указывают, что в результате вынужденного урезания привычных прав и свобод под угрозой находится и свобода слова. Но что это такое и что следует понимать под этой свободой, а что не следует? Собрали мнения ведущих экспертов.

Для демократии свобода слова, а также свобода распространения и получения информации, имеет фундаментальное значение. Но такая свобода все равно имеет свои границы. Wildpixel / iStock

Русскоязычную оригинальную версию материала подготовил Игорь Петров.

«Свобода слова защищает человеческую потребность, которую вполне можно рассматривать в качестве основной, системной, базовой» — говорит Майя Хертиг (Maya HertigВнешняя ссылка), профессор швейцарского и европейского конституционного права Женевского Университета. Сама идея свободы слова основана на идее, возникшей в эпоху Просвещения. Тогда вдруг стало понятно, что все мы — мыслящие, рациональные существа, которые формируют свое мнение в формате взаимного диалога с общей для всех целью поиска истины. «Для демократии свобода слова, а также свобода распространения и получения информации имеет фундаментальное значение», — говорит М. Хертиг. 

То же самое относится и к научным исследованиям. «Прогресс возможен только в том случае, если мнение, считающееся преобладающим, все равно может быть оспорено. Нет такой возможности — нет прогресса». Вот почему свобода слова — это базовое право человека, которое закреплено, в частности, в Ст. 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод и в Ст. 19 Пакта ООН о гражданских и политических правах. В Швейцарии право на свободу выражения мнений было четко сформулировано и закреплено только в новой редакции федеральной конституции от 1999 года, но с 1959 года оно уже признавалось в качестве своего рода «неписаного основного гражданского и демократического права».

Катрин Шрегенбергер (Katrin Schregenberger)

Главный редактор портала higgs.chВнешняя ссылка, первого независимого швейцарского портала, занимающегося вопросами социологии научного знания. Ранее она 6 лет работала в либеральной швейцарской газете Neue Zürcher Zeitung, побывав в качестве зарубежного корреспондента в ряде стран мира, например в Мьянме.

По мнению М. Хертиг, принцип свободного выражения мнений относится как к изложению поддающихся проверке объективных фактов, так и субъективных мнений и личных эмоций, например, в сфере искусства. Сюда же относятся и символические действия, пример, мирная и без оружия сидячая забастовка, пикет или манифестация. «Под защитой этого принципа находится весь процесс коммуникации, от распространения информации до ее получения», — говорит она. Это означает, что в принципе государство не может никому препятствовать выражать свое мнение.

Абсолютной свободы мнений не существует!

«Право иметь свое мнение не подлежит ограничению», — объясняет она. Таким образом, один только факт обладания расистскими мнениями или мыслями не наказуем. А вот распространение расистских высказываний, с другой стороны, вполне даже наказуемо. Потому что у свободы мнений существует оборотная сторона в виде кодифицированных и основанных на общественном консенсусе правовых ограничений. «Свобода выражать свое мнение не является абсолютной», — говорит М. Хертиг. Абсолютное право — это такое право, которое не может быть ограничено даже в чрезвычайных ситуациях, таких как война, кризис или пандемия. 

«В мире существует очень мало таких абсолютных прав, не имеющих ограничений, например, речь идет о праве не подвергаться пыткам». Они запрещены и недопустимы ни на войне, ни в ситуации мира, даже если информация, которую некие субъекты надеются получить с помощью пыток, может даже спасти жизни многих других людей. Однако свобода выражения мнения не абсолютна, и она заканчивается там, где начинаются нарушения, например основ человеческого достоинства. Это относится и к отрицанию преступлений против человечества, таких как ХолокостВнешняя ссылка. Наказуемо также распространение и разжигание ненависти в отношении отдельных лиц или групп людей. В Швейцари решено, что наказуема может быть и гомофобия. 

Youtube & Co. имеют право устанавливать свои нормы и правила

Во время пандемии участились случаи, когда крупные интернет-порталы, такие как Youtube, удаляли ролики или посты, потому что они, с точки зрения этих порталов, содержали ложные утверждения. Является ли это ограничением свободы слова? Теоретически да, считает М. Хертиг. Однако при этом следует учитывать, что «свобода слова как принцип защищает нас только от вмешательства государства, но для частных субъектов, таких как, компания Youtube, напрямую юридически обязательной нормой она не является». Поэтому, основываясь на принципе свободы слова, в суд можно подавать только на государство, а не на частных лиц. 

Запрет на цензуру также придуман в первую очередь как инструмент защиты от произвола государства. Компания Youtube и другие социальные СМИ являются частными провайдерами неких услуг, и напрямую конституционным запретом на цензуру они не связаны. Поэтому они вольны решать, что они будут терпеть на своей онлайн-платформе — а что нет. Но и тут тоже есть своя оборотная сторона. «Государство должно формулировать и принимать соответствующие меры для защиты свободы слова от ограничений со стороны частных лиц и компаний», — говорит М. Хертиг. Это также относится и к интернету, где сегодня определенные коммуникационные онлайн-платформы обладают почти неограниченной монополией. 

«Портал Youtube и другие частные социальные сети теперь фундаментально необходимы для того, чтобы граждане могли сознательно участвовать в дебатах. Однако защита свободы слова в сети сегодня затруднена, как раз потому, что такие компании часто базируются за рубежом, а одностороннее государственное регулирование начало бы приводить к размыванию и фрагментации правового базиса общества». Именно поэтому, говорит М. Хертиг, сегодня как никогда актуален вопрос разработки единых общих международных норм и правил, а также в целом повышения прозрачности условий и порядка функционирования основных социальных сетей. 

«Каждому должно быть ясно и понятно, что и почему этими сетями удаляется, а что и почему нет». Эта цель может быть достигнута в формате международных инициатив. Например, крупные IT-компании, включая Facebook и YouTube, уже достигли с Евросоюзом договоренностиВнешняя ссылка на предмет системного мониторинга постов, разжигающих ненависть, причем реакция должна следовать в случае их обнаружения в течение 24 часов. Существует также Кодекс мер по противодействию дезинформации. Однако нужно понимать, что все это суть добровольные обязательства компаний, т.е. речь идет не директивных предписаниях властей, а о саморегулированииВнешняя ссылка.

Удаление фейков само по себе имеет мало смысла

Однако М. Хертиг не считает целесообразным принимать законы, прямо предписывающие удалять фейковые новости. С юридической точки зрения распространение даже откровенно ложных фактов не является принципиально запрещенным деянием, с учетом того, что определить, что есть «правда» порой бывает трудно, а то и невозможно. При этом во многих странах, например в Азии, государственная цензура как раз практикуется под предлогом противодействия «фейковым новостям». 

«Такие новости являются неотъемлемым элементом демократического дискурса, в рамках которого даже неверный или просто кому-то неприятный контент, становится общественно видимым и воспринимаемым», — резюмирует она. «Чем разнообразнее палитра мнений, тем лучше для демократии», — говорит Флориан Штегер (Florian StegerВнешняя ссылка), специалист по медицинской этике и директор Института истории, теории и этики медицины (Institut für Geschichte, Theorie und Ethik der Medizin) Ульмского университета (Германия). Слушать и слышать иное мнение — для демократии это необходимый акт. 

Удаление «неправильного контента» в любом случае не является реальным и эффективным решением проблемы дезинформации, потому что «мнение все равно застревает в головах людей». По мнению Флориана Штегера, диалог властей с гражданами и прозрачная коммуникация властей — такой подход был бы гораздо лучше как раз с точки зрения противодействия лжи. «Особенно это важно в условиях пандемии, доказательная база тех или иных высказываний часто недостаточна, а правительствам приходится действовать особенно осторожно». 

Все объективно существующие пробелы в знаниях должны быть четко названы, даже если такое незнание трудно переносится многими людьми, привыкшими в западных обществах к абсолютной или почти абсолютной предсказуемости социальных процессов. Удаление любых постов или сообщений ведет к возникновению опасной ситуации. «Стирать что-то можно только в случае, если удаляемый контент разрушает государство в самом его основании. Ответственность за такие удаления несут полиция и суды, как, например, как в случае со штурмом Капитолия. Такого рода события маркируют как раз предел возможного и допустимого».

Тот, кто требует себе свободу слова, должен быть согласен выслушать и критику в свой адрес

Некоторые критики карантинных мер жалуются на то, что они подвергаются нападкам за свое мнение или что на них вешают ярлык «отрицателей коронавируса», потому что таким образом в обществе подрывается свобода слова. Майя Хертиг считает, что «любой, кто выражает спорное мнение, должен также иметь мужество стерпеть критику со стороны тех, кто думает иначе. Риторические пикировки являются составной частью демократического дискурса. Никто не может объявить себя субъектом вне критики».

Еще один аргумент, выдвигаемый «коронаскептиками», заключается в том, что в обществе-де сложился климат, в котором не допускается выражение инакомыслия. Например, веб-портал RubikonВнешняя ссылка, охотно дающий платформу разного рода мнениям, в том числе и откровенным «теориям заговора», пишет: «Попробуйте „опровергнуть“ опасность Covid-19 в обществе своих друзей и близких. Попробуйте поставить под сомнение цель вакцинации. Вы можете столкнуться с таким агрессивным „встречным ветром“, что в следующий раз вы просто предпочтете промолчать». 

Итак, данный портал подчеркивает, что в современном западном обществе, прежде всего в Германии, «думать иначе — это значит подвергаться социальному остракизму, а свобода слова теперь там фактически невозможна. Свобода слова, конечно, требует определенного социального климата, — говорит М. Хертиг. — И если в обществе создался климат, который ведет к запуску механизмов самоцензуры, то в этом случае мы имеем дело с серьезной проблемой, которая включает в себя насилие и угрозы, увольнения с работы, а также яростные словесные нападки на инакомыслящих, в основном в соцсетях».

«Прицельное „набрасывание на вентилятор“ риторической грязи в качестве формата и стиля ведения дискуссии (т.н. Shitstorms) также может стать проблемой. Но нередко жертвами считают себя прежде всего те, кто как раз и предпочитает вести диалог в агрессивном, непримиримом тоне. Социальное давление с целью соблюдения основ „политической корректности“ имеет место, но часто оно и преувеличивается, а это приводит к тому, что порой жертва и преступник могут поменяться местами: жертвой становится белый расист, а не чернокожий объект сетевого „языка ненависти“. И об этом тоже нельзя забывать».

Социальный контроль и его роль в условиях пандемии

Во время пандемии участились так же и случаи прямых угроз в адрес ученых и политиков. А вот признаков насилия или угроз в адрес коронаскептиков, по крайней мере в Швейцарии, пока вроде бы зарегистрировано не было. Более того, каждый может свободно выражать свое мнение и принимать участие в демонстрациях против правительственных карантинных мер. Однако насколько такого рода демократические свободы приветствуются и по достоинству оцениваются в стане коронакритиков, это другой вопрос. 

«Когда скептики чувствуют, что им не дают что-то такое сказать, то это и в самом деле имеет место, только в данном случае мы имеем дело не с ограничениями свободы слова, а с механизмом социального контроля», — говорит Урте Шольц (Urte ScholzВнешняя ссылка), профессор кафедры прикладной социальной психологии и психологии здоровья (Angewandte Sozial- und Gesundheitspsychologie) Университета Цюриха. 

По ее мнению, социальный контроль — это механизм, с помощью которого как раз не государство, но сами люди пытаются заставлять себя самих и своих сограждан вести себя каким-то определенным образом, базирующимся на общепризнанных по итогам общественных дебатов морально-нормативных представлениях. «Социальный контроль действует независимо от того, хотим мы этого или нет, — говорит У. Шольц. — В условиях пандемии степень его жесткости может и в самом деле повыситься, коль скоро нормы, к которым он нас принуждает, узаконены как официальными рекомендациями, так и общими правилами поведения в ситуации форс-мажора».

Позитивные стратегии вместо шельмования

Понятно также, что существуют самые разные форматы осуществления этого самого социального контроля. Некоторые из них становятся «триггером» положительных эмоций, некоторые — отрицательных. Контроль можно осуществлять кнутом: наказаниями, придирками, шельмованием и преследованием «ведьм», отказом в любви или в дружбе, генерированием чувства вины. Все ведет у «контролируемого» к возникновению чувства стыда или к гневной реакции сопротивления или отторжения.

Изучая форматы социального контроля в сфере здоровья в рамках отношений супружеских и прочих партнерских пар, У. Шольц и ее коллеги обнаружили, что негативные стратегии приносят, как правило, мало пользы. Вспоминается в связи с этим «мем» из соцсетей: «Зачем вам платить огромные деньги за услуги домины — просто женитесь и попробуйте неправильно сложить полотенце в ванной»! Однако шутки в сторону: в самом деле, связи между «негативным» социальным контролем и более «здоровым» поведением эксперты не обнаружили. Напротив, индивиды, в отношении которых применялся такой тип контроля, часто всё делали, демонстративно или тайно, нарочно наперекор своим контролирующим партнёрам. 

А вот люди, которые столкнулись с позитивными стратегиями социального контроля, реагировали совсем по-другому. Позитивные стратегии включают в себя дебаты, обсуждения, переговоры, убеждение, аргументированные указание на преимущества желаемого поведения, ссылки на положительные примеры и в итоге комплименты. Все это очень похоже на дидактику из детского сада, но люди порой так и остаются на этом уровне, как бы парадоксально это ни звучало. «Когда партнёр осуществлял такой позитивно коннотированный социальный контроль, то тогда „контролируемые“ индивиды с большей вероятностью меняли свое поведение», — говорит У. Шольц. 

Не надо называть людей «ковидиотами»!

Негативный социальный контроль, как это происходит сейчас, например, с помощью неприязненных взглядов или резких выговоров в транспорте в адрес тех, кто не хочет носить маску, в условиях пандемии не является чем-то необычным. «Но, конечно, в определенных обстоятельствах люди реагируют негативным образом, видя в этом проявление диктатуры и отказываясь соблюдать антивирусные меры. Эти люди чувствуют, что их начинают опекать, как в детском саду, они сопротивляются и пытаются восстановить свою личностную автономию». 

Как показывают результаты исследований Урте Шольц, позитивные стратегии социального контроля были бы желательны даже во время пандемии. Такие стратегии включают в себя диалог с критиками карантинных мер, обмен мнениями, допуск иных мнений в качестве нормы демократического дискурса, отказ от попыток изменить поведение людей с помощью давления или провоцирования негативных эмоций. 

Если кто-то сидит в трамвае без маски, то можно, конечно, начать кричать на него, а можно было бы сказать, мол, «знаете, для меня было бы важно, чтобы вы надели маску, потому что тогда я буду чувствовать себя более комфортно». Или: «Я уверен, что вы просто забыли свою маску, со мной такое тоже часто случалось, хотите, у меня как раз есть новая и свежая»? Согласится ли другой человек на такое предложение, во многом зависит от социального контекста. Но попробовать стоит — и это всегда лучше, чем просто называть его «ковидиотом».

Это сокращенная версия материала, опубликованного 11 марта 2021 года на сайте онлайн-журнала higgs.ch.