«Историк в лучшем случае играет роль окулиста»

Рабочие отмывают статую Давида де Пюри (David de Pury) в городе Невшатель, Швейцария, 13 июля 2020 года. Keystone / Laurent Gillieron

Швейцария никогда не была колониальной державой, но она была во многом вовлечена в систему колониализма. Профессор истории Высшей технической школы Цюриха (ETH) Харальд Фишер-Тине (Harald Fischer-Tiné) объясняет, как это произошло и почему историки не должны превращаться в политических активистов.

По его мнению, «швейцарские действующие лица, бесспорно, были в значительной степени вовлечены в колониальный бизнес. Нам необходимы дебаты на эту тему. Но между физическим насилием на расовой почве и установкой бронзовой статуи существует «дистанция огромного размера».

В Швейцарии сейчас опять проявилась своего рода особенная нервозная чувствительность в отношении собственного прошлого. После протестов Black Lives Matter в США в этой стране также вспыхнули дебаты о расизме, о памятниках исторически «сомнительным» личностям и о том, как некогда страна принимала участие в эксплуатации колоний. Одни при этом громко возмущаются и призывают к проведению решительной историко-политической «чистки». Другие с изумлением потирают глаза: «Швейцария, да еще и вовлеченная в империализм? Да быть такого не может!»

Господин Фишер-Тине, как вы объясните все эти нынешние треволнения в связи с темой колониализма?

На самом деле этот вопрос до широкой-то общественности как раз еще даже и не дошел. Во всяком случае, в рамках школьных программ он пока не играет какой-то особенной роли, это я замечаю и по своим студентам в ВТШ. В представлении многих тесная связь империализма, рабства и Швейцарии выглядит просто возмутительной идеей, притом что в сфере научных исследований все это давно уже «прошлогодний снег».

Статью под заголовком «Швейцария также извлекала выгоду из колоний» Вы в этой газете опубликовали еще 2014 году...

…за что я и получил в свой адрес просто целый залп враждебности. Говорили, вот опять явился некто, да еще и с немецким паспортом, желающий рассказать о том, что мы, швейцарцы, делали в своей истории не так. В одном из писем меня спросили: «Скажите, профессор, теперь, когда вы знаете, что ваша зарплата начисляется за счет грязных денег, не собираетесь ли вы её вернуть»? И это понятно, ведь после этого материала уютный образ Швейцарии, которая-де всегда была только на стороне «хороших парней», пришлось дополнять менее славными историческими фрагментами. Это не может не вызывать оборонительных рефлексов.

Притом что еще в 2003 году Федеральный совет (правительство Швейцарии — прим. ред.) заявил официально, что швейцарские граждане «в той или иной степени» были вовлечены в работорговлю, о чём он, кабинет министров, «с сегодняшних позиций глубоко сожалеет».

Именно, но тем не менее до сих пор многие федеральные советники (министры, — прим. ред.) и высшие должностные лица, прибывая в Африку, начинают свой визит со слов о том, что Швейцария, мол, никогда не имела никакого отношения к колониализму. Но и мы, историки, конечно, должны быть более самокритичными. Академическая наука начала слишком поздно всерьез заниматься этой областью. В этом смысле героическая работа первопроходца была проделана, например, учителем истории из Санкт-Галлена Хансом Фесслером (Hans Fässler), которого часто незаслуженно изображают в качестве «чудика» и фанатика, желающего во что бы то ни стало в каждом кантоне откопать по работорговцу и инициировать в этой стране «культ вины».

Является ли Швейцария в области критического анализа своей собственной истории «особым случаем»? Бывший президент Франции Николя Саркози, например, недавно просто-таки издевался над историками, которые занимаются колониализмом, называя их «представителями культа вечного покаяния».

Саркози утверждал, что французы, мол, занимались в колониях исключительно строительством школ и дорог. Но в целом бывшие великие державы все-таки начали критический анализ своей колониальной истории, причем сделали это намного раньше Швейцарии. В Великобритании миф «имперской белой идентичности» был разрушен уже в 1980-х годах. В стране прошли дебаты, и потом в Ливерпуле был создан целый Музей рабства (International Slavery Museum). Хотя, конечно, у Англии было куда больше причин, чем у Швейцарии, заниматься этой темой! А вот Бельгия, например, имеющая чрезвычайно жестокое колониальное прошлое, всего лишь несколько недель назад решила, что в будущем эту тему следует обсуждать на школьных уроках. С этой точки зрения Швейцария вовсе не является единичным случаем.

Возможно, что швейцарской особенностью является постоянное стремление принижать масштабы собственной роли в чем бы то ни было, и в таком подходе есть своя логика: Швейцария ведь никогда не проводила колониальной политики. То есть, конечно, были какие-то связи и переплетения, но настоящими виновниками всегда были другие. Согласны Вы с такой точкой зрения?

Разумеется, было бы абсурдно сравнивать Швейцарию, которая в области колониализма была в лучшем случае «попутчиком», с бельгийским насильственным режимом в Конго. Но мы не должны просто показывать пальцем на других. Меня такие импульсы очень раздражают. В конце концов, мы не можем вести эти дебаты за самих бельгийцев, мы должны в первую очередь «на себя оборотиться». Исторический факт заключается в том, что многие швейцарские деятели были в значительной степени вовлечены в колониальный бизнес и по этому вопросу нам необходимо провести углубленные дебаты. Как выглядели эти отношения? О чем были проинформированы люди в то время, что они обсуждали? И как это наследие воздействует на нас сегодня?

В случае Швейцарии ученые часто говорят о «швейцарском колониализме без колоний». Насколько такое понятие адекватно?

Общественные дебаты — если таковые вообще происходят! — к сожалению, часто ведутся очень поверхностно. То есть вот речь идет, скажем, о теме «Швейцария и колониализм». Но когда, где именно и какую роль играла Швейцария? Возьмем, к примеру, Базельскую миссию, которая в то время присутствовала на территории британских и немецких колоний. Две трети её миссионеров представляли на самом деле немецкий регион Швабию. Миссионеры действовали, кроме того, в рамках глобальных сетей, внутри которых национальные границы были относительно маловажным фактором. Это же относится и к швейцарским наёмникам, которые вместе с немецкими и бельгийскими колонистами участвовали в период с 1873 по 1904 годы в войне в провинции Ачех на Суматре.

Харальд Фишер-Тине

Профессор новейшей истории в Высшей технической школе Цюриха (ETH Zürich)Внешняя ссылка. В период с 2006 по 2008 годы занимал должность Professor of History в частном Jacobs University Bremen, Германия.

С 2000 по 2006 год был старшим ассистентом в Humboldt-Universität zu Berlin. Защита кандидатской и докторской диссертаций соответственно в 2007 и 2000 годах в Университете Гейдельберга (Universität Heidelberg).

В 2012 году был Fellow in Residence при Lichtenberg Kolleg Гёттингенского Университета (Universität Göttingen). В центре его научных интересов находятся транснациональная и глобальная история, история науки, история Южной Азии 18 — 21 веков, история колониализма и империализма.

Исследование связей Швейцарии с колониализмом позволяет по-другому взглянуть на всю историю Швейцарии, не так ли?

Совершенно верно. Исследование структуры таких комплексов отношений не только дает нам конкретные ответы на вопрос о том, какие швейцарские экономические субъекты как были вовлечены в этот процесс, но и позволяет переосмыслить вообще всю политическую карту Европы. Базельская миссия, в частности, имела ведь мало общего с кантонами Граубюнден или Во. Гораздо большее значение имели в этом контексте межрегиональные связи поверх государственных границ. Швейцарские ученые, уезжая работать в колонии, тоже ведь были организованы отнюдь не по национальному признаку.

Тем не менее Вы ведь согласитесь с тем, что швейцарское участие в колониальной системе было значительным и что это всё были не просто несколько частных лиц?

Сюда относятся как отдельные лица, например, военные наёмники, получавшие впоследствии в Швейцарии пенсию от колониальных держав, так и финансовые и торговые посредники, работавшие на другие компании вплоть до крупных торговых фирм и банков. Известным примером здесь является французская Ост-Индская компания, которая была на 30% профинансирована швейцарским капиталом. Такого рода связи были значительными и очень разнообразными.

И насколько устойчивыми и постоянными они были?

Это были не «бабочки-однодневки», а связи, которые оставались стабильными на протяжении десятилетий. Это относится к плантационной экономике, к торговле, к наемникам и банковскому делу, а также к организации и финансированию работорговли. По оценкам историков-экономистов Томаса Давида (Thomas David) и Буда Этемада (Bouda Etemad), швейцарские компании прямо и косвенно участвовали в сделках по продаже более 170 тыс. рабов.

Один из заметных деятелей того времени, торговец бриллиантами и рабами Давид де Пюри (David de Pury), недавно снова попал на первые полосы газет. На фоне движения Black Lives Matter звучат требования немедленного удаления его статуи из города Невшатель. Многие другие памятники также, мол, давно требуется свергнуть с их пьедесталов. Но всего месяц назад те же самые люди, которые теперь призывают к этому, проходили мимо его статуи совершенно равнодушно. Что вы думаете о таком активизме?

Я вовсе не хочу утверждать, что люди не способны на внезапное прозрение. Давид де Пюри действительно был довольно мрачной личностью, и с сегодняшней точки зрения трудно понять, чем таким уж великим он заслужил себе благодарную память потомков, да еще в виде статуи, установленной в общественном пространстве. Но как подходить к таким памятникам? Это всегда следует обсуждать каждый раз отдельно. Я очень рад нынешним дебатам о расизме, которые не просто суть кратковременная дань моде. Они реально способны затронуть и поднять людей на какие-то действия. Но одновременно всё это создает пространство, в котором в особенной степени оказываются востребованы, в том числе в качестве предмета преподавания, прежде всего именно что исторические научные знания о характере прошлого контекста.

Бывший Colonial Bar в Берне теперь просто бар. 4 июня 2020 года. Keystone / Peter Klaunzer

Граница между научным просвещением и политической активностью довольно-таки в наше время зыбка и прозрачна. Некоторым из ваших коллег-историков очень нравится играть роль обвинителей и судей.

Я себя в такой роли не вижу. Историк для меня в лучшем случае является окулистом. Он призван шлифовать увеличительные стекла и помогать делать видимыми предметы и явления, которые в противном случае так и остались бы невидимыми. И если исторические исследования имеют некоторую релевантность в рамках возникших общественных дебатов, если они помогают понять контекст, то, естественно, нам, ученым, следует принимать в них, дебатах, активное участие. Но при этом не предлагая сразу делать оргвыводы, т. е. не предписывая, когда, кому и как следует поступать.

Один из распространённых политических лозунгов левого толка, подпитываемый дебатами о так называемом «неофициальном швейцарском колониализме», звучит следующим образом: наше сегодняшнее благосостояние основано на угнетении. Насколько этот лозунг адекватен?

В 1944 году Эрик Уильямс (Eric Williams, 1911-1981, историк и государственный деятель, премьер-министр Тринидада и Тобаго с 1956 по 1981 годы, — прим. ред.) выдвинул тезис о том, что средства, заработанные на рабстве в регионе Карибского бассейна, практически в одиночку вызвали в Европе промышленную революцию. Конечно, одно только это монокаузальное заключение не в состоянии вскрыть все причины процветания Европы. Но можно показать и доказать, что и десятилетия спустя швейцарские банки все еще пользовались выгодами от обладания репутацией, которая сложилась у них в результате деловых отношений в рамках колониальной системы. И мне кажется очень важным вести здесь строго дифференцированную дискуссию. Морализаторский же подтекст часто не способствует этому. Я историк, я не отвечаю ни за преступления, ни за наказания. Для этого у нас есть другие специалисты, например католическая церковь.

Какой вклад «постколониальные исследования» (Postcolonial Studies) могли бы внести в актуальные дебаты?

Они должны были бы взять на себя задачу изучения тех аспектов колониальной системы, которые не так заметны, как солдаты, флаги и пушки, и которые, поэтому, отнюдь не исчезли с выводом колониальных воинских контингентов. Они могли бы нам помочь осознать и объяснить идеи, ценности и лингвистические конструкты, возникшие в эпоху колониализма. Что это были за люди, которым в наших городах поставлены памятники или именами которых названы улицы? Что проблематичного в (немецком) слове Mohr («Мавр», — прим. ред)? Мне кажется, что некоторые из тех, кто занимается этими самыми «постколониальными исследованиями», слегка, как говорится, «потеряли берега». Было бы неплохо спуститься опять на землю и вплотную заняться социальной и экономической историей.

То есть сделать это следует потому, что теоретические концепции в этой сфере порой так перегружены, что они едва ли понятны простым смертным? Правильно я вас понял?

Во-первых, да, по этой причине, а во-вторых, еще и потому, что фактологическое основание этих исследований сейчас настолько недостаточно, что невольно возникает вопрос: в самом ли деле глубокое изучение рекламы шоколада способно сказать нам что-то фундаментально важное о природе расизма? Возникает опасность, что, возмущаясь в связи с зефиром в шоколаде, называемом в Швейцарии на немецком языке словом Mohrenkopf («голова мавра»), мы упускаем из вида действительно важные аспекты, такие как асимметричные отношения власти и подчинения, экономическое неравенство, дискриминация.

Делая научную концепцию расизма неясной и размытой, мы как раз и превращаем расизм в нечто банальное.

Это был бы наихудший вариант из всех возможных. Я немец, и я знаю это не понаслышке на примере концепции фашизма. Стоит только кому-то наклеить на кого-то ярлык «наци», то всё, дискуссии замолкают. Дифференцированные умозаключения становятся невозможными. И хотя я, естественно, не терплю расизм ни в какой форме, тем не менее, очевидно же, что между физическим насилием на расовой почве и установкой бронзовой статуи существует «дистанция огромного размера».

В оригинале интервью было на немецком языке опубликовано 10 июля 2020 года в газете «Нойе Цюрхер Цайтунг» под заголовком «Tatsache ist, dass Schweizer Akteure signifikant am Geschäft mit den Kolonien beteiligt waren und dass es eine Debatte darüber braucht». Текст по этой ссылкеВнешняя ссылка.