«Швейцария была очень закрытой страной»

swissinfo.ch

Татьяна Декоппе — архитектор, построивший множество зданий как в Берне, так и по всей стране. Она прекрасно помнит довоенную Швейцарию, продовольственные карточки и то, насколько нелегка была жизнь в то время.

Трамвай привозит меня в бернский район Ваберн (Wabern), зеленую окраину у подножья горы Гуртен (Gurten).

Свернув в один из переулков, я вижу типичный бернский дом в два этажа, дворик, отделенной от проезжей части живой изгородью, и небольшую хрупкую фигурку. Я сразу понимаю, что это и есть Татьяна Декоппе (Tatiana Decoppet).

Со двора мы заходим в светлую гостиную. Я сразу ощущаю себя как дома. Книжные полки уходят под потолок, я вижу издания на русском языке: Чингиз Айтматов, Лев Толстой, Анатолий Рыбаков…

Всё о моем отце…

В свои 86 лет Татьяна Декоппе сохранила абсолютную бодрость духа. По квартире она передвигается не быстро, но уверенно. Я спрашиваю, откуда у нее такая фамилия, и выясняется, что это фамилия мужа, который был внуком федерального советника (члена кабинета министров Швейцарии) Камиля Декоппе (Camille Decoppet, 1862 — 1925).

О себе она сначала говорит неохотно, зато много рассказывает — уже на немецком, в котором проглядывают следы ее родного бернского диалекта о своем отце. Виктор Шюц (Viktor Schütz, 1886 — 1958) был зоологом, выпускником естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского Университета.

В 1917 году он работал в Париже. Переворот на родине стал потерей родного дома. Началась иная жизнь, большая часть которой прошла в Швейцарии, в Берне. «Вот письма отца», — говорит мне Татьяна, и показывает пожелтевшие странички. Адресата зовут Михаил Римский-Корсаков (Michail Rimsky-Korsakov, 1873-1951). Это сын русского композитора, энтомолог.

Стыд за собственное имя

Из письма Виктора Щюца Римскому-Корсакову от 19 июня 1923 г.: «…Здесь (в Берне — при. ред.) живется не особенно сладко. Если у Вас остается мало досуга на научную работу, то у меня его и совсем нет. Только и делаю, что рисую… таблицы по микробиологии и паразитологии. Этим и живу…».

Отец надеялся, что он сможет все-таки вернуться домой. «В Швейцарии тогда жить было нелегко», — говорит Татьяна Декоппе, — «Я помню, как мать одной из моих подруг по гимназии как-то раз сказала — у меня на следующую неделю остается в кошельке всего-то 50 сантимов…».

«Когда я пошла в гимназию, то я очень стыдилась своего имени», — говорит Татьяна. «Швейцария была очень закрытой страной, иностранцы были редким явлением. „Как дома“ мы себя не ощущали очень долго. Однажды меня пригласили на день рождения. Там были и другие ученицы гимназии. Так мать одной из них, узнав, что я тоже пришла на праздник, немедленно прибежала посмотреть, все ли в порядке, опасаясь, как бы чего не случилось…».

После 1933 года многие русские эмигранты в Швейцарии стали на сторону Гитлера. Они считали, что он сможет уничтожить большевизм. «Мой отец с такими сразу же контакты прервал. Я тоже интересовалась политикой, но мне всегда хотелось быть архитектором».

Побег через Рейн

«Интернированных военных было много». — рассказывает Татьяна. «Они не сидели взаперти в лагере, передвигались везде свободно. На танцах Катарина пользовалась у них большим успехом, а я как-то все время в стороне оставалась, но не ревновала…». Татьяна улыбается, и я понимаю, что для нее все это происходило как будто вчера.

Потом Татьяна показывает мне фотографии сестры, Катарины, которая умерла слишком рано. Она была учителем, редактором на радио, написала диссертацию, посвященную образу Гёте в романах Ивана Тургенева. На фотографии, сделанной в 1942 г., они изображены втроем: Татьяна, Катарина и посредине молодой человек с напряженной улыбкой.

«Это украинец», — рассказывает мне Татьяна, — «Кажется, его звали Борис. Он был ранен на фронте. Немцы взяли его в плен и… полностью вылечили. Но не потому, что они были такими гуманистами, а потому, что они хотели понять, как им выхаживать тяжело раненых с переохлаждением. Потом он удачно бежал через Рейн в Швейцарию».

Исчезающая улыбка

«Во время войны интерес к России в Швейцарии был огромным. Но потом был спад — тут очень плохо восприняли подавление восстания в Венгрии», — говорит Татьяна.

«В конце 1945-го года в Швейцарии закончила свою работу советская репатриационная комиссия, и в русской миссии, что на улице Бруннадернрайн (Brunnadernrain) в Берне, был по этому случаю устроен прием. Мы там были с отцом, хотя он поначалу идти не хотел. Был накрыт роскошный стол. Швейцарцев было очень много. И они на этот стол набросились так, что мне даже неудобно стало. Оголодали, наверное, ведь в войну в Швейцарии тоже были продовольственные карточки…».

Татьяна опять улыбается, но потом улыбка исчезает с ее лица. «Почти все солдаты потом уехали обратно. И Борис тоже. Они, конечно же, в Сибирь попали, в лагеря…». Она умолкает. Я расспрашиваю ее о работе архитектором. Татьяна с удовольствием начинает показывать мне аккуратно разложенные по папкам строительные чертежи.

Её последний проект

«Вот это — нынешнее посольство Княжества Лихтенштейн в Берне, а раньше это была вилла германского промышленника Зульцера (Sulzer)». Она аккуратно перебирает листы в папке, и я вижу на них надписи: «Посольство Лихтенштейна, этаж номер 1… номер 2…». Для шпиона времен холодной войны такие материалы были бы на вес золота…

А вот еще одна постройка: ресторан, расположенный на набережной в небольшом городке Шпиц (Spiez) недалеко от Берна. Она готова бесконечно рассказывать о своих проектах: частных виллах, офисных комплексах, ресторанах. Практичные, но при этом элегантные, все эти постройки исподволь формировали лицо Берна середины последней четверти 20-го века. Но не только.

Татьяна показывает мне фотографию виллы на побережье Женевского озера. «Её заказал британский бизнесмен. Когда все было готово, я спросила его, как ему нравится проект. И он ответил very british: „Мой личный архитектор был бы доволен“!». Каким был ее самый последний архитектурный проект?

Татьяна предлагает мне посмотреть самому. Мы проходим сквозь небольшой коридор и оказываемся на… кухне. «Но два года назад я сама полностью перестроила кухню. Вот тут была стена». Профессиональным жестом она показывает, где именно. «Я ее убрала и произвела расширение полезной площади».

Когда мы прощаемся, Татьяна показывает мне рамку на стене. Под стеклом, как это было принято лет сто назад, в форме коллажа помещены выцветшие фотографии людей и зданий. Они заполняют своими голосами бетонные стены и превращают их в родной дом.

Немного о семье

Мать Татьяны звали Паула Освальд. Ее отец Йозеф Освальд был врачом из кантона Берн, города Бремгартен.

Тут родилась и Паула, но затем отец по состоянию здоровья переехал на юг в кантон Тичино.

Паула выросла здесь, но затем вернулась в Берн, работала в Институте проблем гигиены при Университете г. Берн, где и познакомилась с Виктором Шюцем.

Супруг Татьяны Жан-Пьер Декоппе также был архитектором. Многие строительные проекты он и Татьяна реализовали вместе.