«Угнетение queer-персон и женщин в России стало стратегией»

Аресты на демонстрации в Санкт-Петербурге в 2013 году после запрета «гей-пропаганды». Keystone / Anatoly Maltsev

Российское ЛГБТ-сообщество было недавно квалифицировано в качестве «экстремистского движения». Швейцарский политолог Леандра Биас объясняет, каким образом данная стратегия связана с геополитикой и с переходом России к авторитаризму.

Леандра Биас проводит научные изыскания на стыке политологии и гендерных исследований, уделяя особое внимание России и Западным Балканам.

SWI swissinfo.ch: Верховный суд России недавно признал «международное ЛГБТ-движение» экстремистским. Что это значит и какое значение Вы придаете этому шагу?

Леандра Биас: Мы еще не знаем точно, что это реально означает для сообщества квир-персон в России. Однако мы видим уже первые проявления ужесточения, например, закрытие баров и консультационных организаций, коль скоро их деятельность может быть теперь истолкована в качестве запрещенного активизма. Гомосексуальность или транссексуальность не запрещены как таковые, но, по-видимому, людям теперь больше не разрешается выражать свою активность каким-либо общественно заметным образом. 

Леандра Биас (Leandra Bias). Gian-Berno Fark

Как всё это будет интерпретироваться на индивидуальном уровне? Это еще предстоит выяснить. Однако если Вы посмотрите на стратегическое значение всех этих шагов, то станет ясно, что мы имеем дело с дальнейшей радикализацией режима вследствие затягивающейся войны: режим становится все более авторитарным с целью иметь возможность эффективнее контролировать ситуацию внутри страны.

И конечно, все это также вписывается в нарратив, который циркулирует начиная с 2014 года в связи с Украиной, а именно что Россия — это якобы последняя держава в мире, способная защищать традиционные ценности. Этот нарратив не мог долго оставаться просто риторическим приемом, он должен был быть рано или поздно реализован на практике.

Что означают все эти «традиционные ценности», на которые постоянно ссылается Владимир Путин?

Это самое интересное: четкого определения тут нет и не было. Но в этом-то и состоит польза данного понятия, так как каждый человек или каждое правительство может проецировать на него все что угодно. Интересно также, что до полномасштабного вторжения в Украину Путин постоянно лавировал, расставляя в зависимости от аудитории разные акценты. Со временем это повлияло и на формирование официальной стратегии государства.

Начиная с 2013 года «защита традиционных ценностей» стала элементом российской внешней политики, принимая при этом все более агрессивный характер. И уже с 2016 года Кремль говорит, что нынешнее «геополитическое противостояние» носит, мол, не только политический или технологический, но еще и ценностный характер. Другими словами, это довольно четкое программное заявление.

Сам Путин до поры до времени придерживался сдержанных позиций. Но в последние годы, как мы знаем, ситуация изменилась, и в момент вторжения в Украину, среди прочего, была сделана явная ссылка именно на «традиционные ценности».

Этот термин по-прежнему полезен. В научных исследованиях мы называем такие термины «пустым сигнификаторами»: это полые изнутри понятия, которые можно заполнять по своему усмотрению. Контуры конкретной политики, которую реально можно было бы выстроить на этой основе, стали очевидными только после полномасштабного вторжения. Например, очевидной мишенью стали права женщин в смысле их репродуктивных прав.

Право на аборт подвергается критике, в том числе и со стороны самого Путина. Он теперь он с восторгом отзывается о рожающих матерях, а женщинам, имеющим сразу несколько детей, снова будут вручать медали. И все это сопровождается явной агрессией по отношению к сообществу квир-персон.

В политико-медийном дискурсе часто используются громкие понятия, конкретное содержание которых, однако, остается неясным. Таким понятием является словосочетание «гендерная идеология». С чем это связано и как это можно использовать в политике?

«Традиционные ценности» являются зеркальным отражением так называемой «гендерной идеологии». Традиционные ценности — это, так сказать, то, что сейчас пропагандируется в России. Однако в этом явлении нет ничего специфически российского. Нечто похожее можно наблюдать и во многих других странах, прежде всего в странах, для которых характерен авторитаризм, или в странах, движущихся в этом направлении.

Антилиберальный гендерный порядок идет рука об руку с антилиберальной политической системой. В последнее десятилетие мы стали свидетелями прямых атак на демократию, которые сопровождались нападками на принципы гендерного равенства. Тут налицо явная взаимосвязь.

Но в чем именно заключается основная претензия к «гендерной идеологии»?

В том, что «гендерная идеология» есть-де извращение, угрожающее самому роду человеческому. То есть, проще говоря, если бы гендерное равенство в обществе возобладало, то человечество растворилось бы, никто бы не рожал больше детей, потому что все были бы гомосексуалистами или потому что феминистки разводились бы и делали аборты. И именно это, мол, сейчас и происходит на Западе.

С 2013 года частью российской государственной доктрины является история о том, что Запад хочет экспортировать эту «извращенную идеологию» и навязать ее другим странам, а в России это происходит посредством феминизма и ЛГБТ-движение.

Сейчас эта аргументация дополнена еще и тезисом о том, что «циничным инструментом Запада с целью завоевания власти» является не только гендерное равенство, но и все, что связано с правами человека и демократией в целом. Экспорт таких идей с запада служит, мол, для установления и закрепления западного доминирования. Поэтому Россия должна противодействовать не только феминизму и гендерному равенству, но и вообще идее демократизации, так как только так она будет способна сохранить свои позиции.

В какой степени мизогиния и политика, направленная против ЛГБТ, являются движущими силами системы авторитаризма, а в какой — последствиями этой системы?

Точно такой же вопрос возникает и с демократией: в какой степени демократия способствует равенству? Или же равенство способствует демократии? Дело в том, что и то и другое способствует друг другу. Чем больше усилий по обеспечению равенства прилагается в формате разного рода социальных, демократических и прочих движений, тем больше вероятность того, что процесс демократизации войдет в устойчивую фазу.

Если авторитарный правитель намерен и дальше оставаться у власти или укреплять свою власть, то его нападки (на женщин или ЛГБТ) становятся стратегией, мотивированной даже не столько его личным настроем против женщин или против сообщества ЛГБТ. Он видит, что такие движения являются движущей силой и катализатором демократизации, поэтому он стратегически заинтересован (в их подавлении).

Такого рода «культуркампф» не ограничивается Россией, данная стратегия реализуется по всему миру. В какой степени она является результатом скоординированных усилий? Можно ли в связи с этими говорить о некоем «анти-ЛГБТ-интернационале»?

Да, я намеренно использую понятия «антифеминистский» либо «антигендерный интернационал», потому что я считаю важным подчеркнуть: такая политика сочетает в себе и то и другое, речь идет как об изначальных гражданских правах женщин, так и о правах ЛГБТ-сообщества. Этот «интернационал» атакует и тех, и других на основе — по факту — скоординированного подхода.

Это можно увидеть, скажем, на примере Всемирного конгресса семей — основанного в 1997 году международного объединения «защитников естественной семьи и права на жизнь». В основном его поддерживают американские евангелисты, но первоначальными основателями этой международной НПО были американец и россиянин.

Данная организация четко поставила перед собой цель поддерживать гетеросексуальную нуклеарную семью в качестве опоры человечества, защищая человеческую жизнь с момента зачатия и введя уголовную ответственность за разводы, аборты и однополые браки. Эту идею она активно лоббирует в обществе и среди лиц, принимающих политические решения.

С момента основания организации регулярно проводятся глобальные и региональные конгрессы, на которых присутствует все большее число высокопоставленных гостей: например, всегда желанным гостем таких конгрессов является Виктор Орбан. Второй такой конгресс состоялся в Женеве в 1999 году. И пусть пока законодательные инициативы по ограничению доступа женщин к абортам не воплотились в жизнь, мы видим, что аргументация и стратегии таких швейцарских организаций, таких как Swiss Aid for Mother and Child и Pro Life, как правило, возникают на основе и благодаря контактам, завязанным на этих конгрессах.

Но все это еще не очень похоже на некую «глобальную координацию».

Конечно, единой стратегии тут не существует. Скорее, речь идет о том, чтобы учиться друг у друга и перенимать то, что может сработать, поскольку идея «равенства» реализуется в самых разных контекстах. Иногда лучше срабатывает формат противодействия школьному сексуальному образованию, иногда выгоднее начать критиковать квир-персон, которым разрешили почитать сказки детям.

А иногда, как в России, объектом репрессий можно стать просто за татуировку, говорящую о принадлежности данного лица к сообществу ЛГБТ. В Италии же врачи, отказывающиеся делать аборты по соображениям совести, получают финансовую поддержку. Таким образом, мы имеем целый ряд аргументов и методов, не ограниченный, однако, только теорией, и имеющий конкретное практическое измерение.